[Пелиас Кофийский]

Вот тут Турлах Дув поднял очень интересную проблему. Насколько Говард желал, чтобы неопубликованные им рассказы пополнили собой антологию? Я озвучу своё собственное мнение.
Как мне кажется, ответ тут двоякий. Да, судя по всему, он не собирался их дописывать… в ближайшее время. По целому ряду причин. Он понял, что они слабоваты; у него вообще не было такой привычки; он любил выдумывать новое, а не возвращаться к старому.
Это с одной стороны.
А с другой…
Во-первых, трудно сказать, СОБИРАЛСЯ ли он дописывать их на самом деле. Тол, что он их не дописал и не издал, вполне могло объясняться скорее экономическими факторами, нежели литературными: например, чисто с литературной точки зрения, Барабаны Томбалку хотя и не доработаны, но совсем не так уж и плохи. Другое дело, что Говард, очевидно, сомневался в возможности ПРОДАТЬ их в Англии – и именно поэтому перешёл к проекту Часа дракона.
Собственно, все произведения он не дописывал скорее по этому: понимал невозможность продать, понимал, что вышло не очень, понимал, что может лучше. Денег вечно не хватало, и возится с теми произведениями, которые не могли быстро принести 100% успех, просто не было. А вот если бы деньжата и свободное время появились, ещё неизвестно, как бы он поступил. Писатели обычно неохотно расстаются со своими черновиками – даже самыми неудачными – и стараются со временем переработать.
И вот ещё какой важный нюанс.
Даже если допустить, что он не хотел, чтобы рассказы попали в хронологию приключений бравого варвара, тем не менее, описанные в них реалии можно, очевидно, считать вполне достоверными. Он не дописал «Барабаны Томбалку», но гханаты благополучно перекочевали из них в роман «Час дракона»; он не дописал «Волки по ту сторону границы», но позаимствовал огромное количество реалий для последующего рассказа «За Чёрной рекой».
Пусть он отложил их, не дописав, но это не значит, что он отказался от придуманных в них реалий. В «Рыле во тьме» он придумал Мэрое и Кордафан. Неужели он бы отказался от них только потому, что рассказ не закончен?
Это вообще не в духе Говарда – Патрис Луине пишет, что у него иногда перекочёвывали фрагменты или отдельные фразы из неопубликованных рассказов в последующие, новые.
Иными словами, быть может, мы никогда и не увидели бы рассказ «В зале мертвецов», но мы можем быть уверенными, что где-то там всё равно лежала зачарованная Лхаша… Быть может, она позднее мимоходом всплыла бы где-нибудь далее.
Намного более трудный вопрос, включал ли он мысленно эти рассказы в общую ХРОНОЛОГИЮ. Очевидно, это опять-таки зависело от каждого отдельно взятого рассказа. Но вообще-то, они так прекрасно увязаны с жизнью Конана, что даже если бы Говард их не опубликовал, вероятнее всего, он бы либо их переработал (чуть позже я поясню, почему я так думаю), либо бы просто не стал писать ничего в этом временном промежутке.
Например, в Барабанах Томбалку есть ссылки на его службу в Туране, Волки по ту сторону границы прекрасно увязаны как с рассказом За Чёрной рекой, так и с Фениксом на мече.
Да, он иногда не публиковал рассказы, но, пожалуй, кроме Бога из чаши, не похоже, чтобы хоть один опубликованный рассказ перекрывал временные и пространственные рамки неопубликованных или незаконченных проивзедений. То есть, если Говард не публиковал Барабаны Томбалку, то он и не пытался написать новый рассказ в том же самом месте в то же самое время. А просто переключался на новый временной отрезок жизни варвара.

Добавлено через 17 секунд
Иными словами, одно можно утверждать точно – все эти рассказы (не считая многострадального Бога из чаши, в котором образ Конана и Гибории ещё только формировался в воображении писателя), нигде не противоречат друг другу и не перекрываются. А это веский аргумент в пользу того, что их МОЖНО включить в общую хронологию.
Быть может, они слабоваты или местами неудачны – но это скорее литературный вопрос, нежели вопрос миро-творчества (сотворения миров). Иными словами, я всё-таки полагаю, что их реалии и хронологию использовать всё-таки можно.

4. Синопсисы, черновики.

Ну… как мне кажется, по большей части, если они не противоречат опубликованному при жизни Мастера, использовать их вполне можно. Мы, конечно, не знаем, чтобы взял бы из них Говард, а от чего отказался, но это уже скорее вопрос философский. В любом случае, можно утверждать, что, раз он над этим думал, то, значит, в какой-то временной промежуток полагал записанную в них информацию уместной, в рамках Гиборийской эры.

5. Дописанные соавторами фрагменты рассказов.

Как к ним относится? На самом деле, это конечно, личное дело каждого, но вот каково лично моё мнение:
Если они не противоречат букве Конана, и, вдобавок следуют еще и его духу, использовать можно. Лично я так и делал. Сомнительные места, явно противоречивые или неудачные, старался обходить – просто не комментировать и не упоминать.
То есть фактически, я предложил бы критический подход: брать только то, что не противоречит текстам Мастера, а далее – по личному вкусу каждого.
Чисто на мой взгляд, в непротиворечивых местах довольно много удачных находок, но в то же самое время много и откровенной ерунды.

Но лично я всё-таки рад, что их (продолжения и переработки) всё-таки опубликовали. Камп и Картер ведь явно сделали это не из меркантильных соображений, а из чувства любви к безвременно ушедшему другу и из чувства справедливости – пропадали невероятно талантливые произведения, их сначала нужно было разрекламировать, а потом… а потом народ стал просить добавки, и Камп с Картером поступили предельно честно – попытались полностью соблюсти дух Мастера, взяв черновики, а потом и другие рассказы, чтобы переделать. Не ради себя – ради того, что сохранить ни с чем не сравнимую атмосферу Говарда. Чтобы порадовать читателей. Я думаю, он был бы этому только рад.
И, кстати говоря, как упомянул Турлах, Вагнер поступил предельно честно, включив в издания ТОЛЬКО тексты Говарда – пренебрегая, вполне вероятно, как личной выгодой, так и собственными амбициями.
Честно говоря, таким образом он словно выразил моё мнение – лучше Говарда о Конане писать невозможно – просто потому, что это его детище. Но писать из уважения, восхищения и любви к нему – не просто можно, но и нужно: знаете, как говорят – только если по произведению пишут продолжения, пародии и опровержения, значит, оно действительно талантливо – значит, оно по-настоящему всё ещё живо.
Благодаря всем продолжателям – даже благодаря альтернативе – Говард живёт. Начиная с продолжателей – как, наверно, и бывает частенько, читатели рано или поздно возвращаются к истокам.
Ну, быть может, как говорит Турлах Дув, если бы не продолжатели, у Говарда был бы узкий круг преданных поклонников. Вот только грустно, что мы бы в него, вполне вероятно, не попали. И, на мой взгляд, как раз это и было бы преступлением против человечества. А ведь Говард был человеком. И, как любой талантливый писатель, он любил своих читателей. Знаете, один издатель как-то сказал – если писатель не любит людей, его книга никогда не будет успешной. И Говард любил – хоть частенько скрывал это за горькой улыбкой и болью разочарования. Его последний рассказ – это воплощение удивительного торжества человечности среди бесчеловечности – ползущий к Конану умирающий Техотль посреди мертвого города… Конан, становящийся на пути верной смерти, чтобы защитить Валерию…