Если кому показалось, что этот рассказ чересчур "вегетарианский" для Саги, то вот вам...
4. Убийца
Кают-компания располагалась в середине главной палубы. Снаружи – ни души. Камия неслышно проскользнула к окну. Используя карманное зеркало, она заглянула внутрь.
Да, капитан Тампо исполнил её волю. Все офицеры, составившие свиту королевы-беглянки, были здесь, внутри. Она прислушалась. Теперь эти жалкие люди решали меж собой её судьбу, в то время, как их собственная судьба уже была решена ею. У двери в кают-компанию с внутренней стороны стоял сам капитан, его рука лежала на эфесе аттаима – короткого, с локоть длиной, атлайского меча-кинжала, что подарила своему любимцу прежняя королева. Рядом с капитаном у двери стоял его помощник, которого назначила и даровала чин уже новая королева. И он смотрел на дверь – ниоткуда более они её не ждали.
Камия мысленно отметила, что подданные, кто не даёт себе труда представить истинных возможностей своей королевы, вряд ли заслуживают чести служить ей. Она достала из сумки серый шар размером меньше, чем её кулак, быстро проткнула его пальцем, задержала дыхание. После этого извлекла еще один такой же шар, сделала и в нём отверстие. И оба шара с силой кинула вовнутрь, в окно. А мгновением спустя – ещё один, для верности.
Раздались три глухих хлопка. Она услышала, как падают тела, и, чутко ловя звуки, подсчитала, сколько. Нет, не все!
От окна она кинулась к двери кают-компании. Эта дверь открывалась. Оттуда с перекошенным лицом, судорожно хватая ртом воздух, вываливался капитан Тампо. Его выпученные, безумные глаза остановились на её фигуре.
– Тебе стоило выбрать что-либо одно: или хранить верность моей матери, или, раз уж ты предал её ради меня, идти со мной до самого конца!
С этими словами она выхватила у него из-за пояса аттаим и, в мгновение ока оказавшись за спиной капитана, перерезала ему горло. Не останавливаясь ни на миг, задерживая дыхание столько, сколько это было нужно, она ворвалась внутрь кают-компании и стала добивать аттаимом всех, в ком оставалась искра жизни.
Потом она взлетала вверх, к штурвалу, и тем же способом, бесшумно появившись за спиной, лишила жизни рулевого.
Оставались матросы, слуги и рабы.
Уверенная и стремительная, словно кобра, она спустилась по канатам на нижнюю палубу. Огромный боцман и два старых матроса отпрянули, изумлённые её внезапным появлением. Их это не спасло. Капитанский аттаим пронзил сердце боцмана, потом отсёк руку ближнему матросу, а другому прочертил глубокую борозду на шее. Хлынула кровь, все трое разом рухнули на палубу. Камия подлетела к однорукому и воткнула два пальца, указательный и средний, глубоко в глаза.
Ещё один матрос, работавший чуть в отдалении с канатом и видевший внезапную расправу над его товарищами, с ужасным криком бросился бежать. Но оступился и запутался в канате. Последним, что этот матрос увидел в своей жизни, была жестокая улыбка юной королевы.
За следующие три минуты на нижней палубе погибли ещё десять человек. Лишь четверо попытались оказать сопротивление убийце. Но никому не удалось её не то, что ранить – чуть задеть.
– В кого вы превратились, кем вы стали, наследники великой Атлантиды!? Безродный варвар с Севера стократ отважней вас! Стыд и позор быть вашей королевой! Я не желаю править трусами и слабаками! – гневно воскликнула она.
Последние на этой палубе, двое матросов караула, схватили копья, выставили их перед собой, надеясь защититься от её атаки. Она не стала нападать на них, а выбросила вперёд два ножа-стилета – оба угодили матросам ровно в лоб.
Закончив здесь, она скользнула в трюм.
Там, в духоте и полумраке, трудились чёрные рабы. Прикованные крепкими цепями прямо к металлической обшивке корабля, они вертели жернова огромной машины. Их человеческая сила давала нужную энергию машине, а уже машина, получая ускорение, уверенно вращала гребной винт.
Надсмотрщик над рабами был приучен к быстроте реакции. Увидев вдруг пред собою чёрную фигуру, он схватил тесак и встал в боевую стойку. В другой руке его осталась плеть, которой он охаживал рабов.
– Мне эта плётка не подходит, – сказала ему Камия, – есть у тебя чего потяжелее, с шипами на концах или свинцом?
Коренастый надсмотрщик на мгновение оторопел. Возможно, он единственный на этом корабле не знал, как выглядит их королева. Или попросту не признал её здесь и теперь, рядом с рабами и с чудовищной машиной, в душной полутьме. С рычанием надсмотрщик бросился вперёд, норовя зарезать, зарубить эту непрошеную гостью.
Но там, где она только что стояла перед ним, этой гостьи не было. И вдруг надсмотрщик ощутил толчок, немного оступился и ещё успел понять, что падает под жернова своей машины. Раздался вопль и треск переминаемых костей.
Рабы забросили работу, орали и трясли цепями, иные пытались дотянуться до девушки, схватить её. Но, быстрая и юркая, как рысь, она уворачивалась от чёрных пальцев. Найдя, наконец, в арсенале надсмотрщика нужную плеть, Камия прицепила её к поясу. Затем разлила масло из лампады и бросила туда чуть тлеющий фитиль. Не обращая внимания на вопли обречённых, она убедилась, что огонь пошёл, и только после этого вернулась вверх, на палубу.
Навстречу ей попался толстый испуганный кок с огромным мясным топором в одной руке и кухонными вилами в другой.
– Ты вкусно кормил меня мясом акул, – улыбнулась Камия, – надеюсь, и они останутся тобой довольны!
Стремительная, гибкая, точно минога, она упала вниз, на палубу, перекатилась, проскользнула между ног толстяка, схватила оказавшийся рядом швартовный конец, на лету обвязала им ногу ничего не понимающего кока, сделала узел. Потом вскочила, быстро потянула швартов через рычаг. Несчастный кок упал и покатился за борт.
Из трюма раздавались истошные крики и доносился треск набирающего мощь огня. Но до того, как пламя доберётся до сердечника гребной машины, ещё было время.
Скоро Конан понял, что корабль атлайцев больше не убегает от «Тигрицы». А только дрейфует, повинуясь силе набранной инерции.
Он собирался обрадовать этим Белит, но не успел. Внезапно грянул гром, от оглушительных раскатов заложило уши, а наступающие сумерки немедленно сгустились в ночь. И эту тьму пронзили молнии – одна, другая, третья. Чёрные дикари побросали вёсла и принялись отчаянно вопить, как будто с них сдирали кожу. Сам старый Нъяга был испуган, как ребёнок. Белит, казалось, впала в ступор, осоловелыми глазами смотрела в одну точку – на скользящий впереди корабль. Вернее, это уже был не сам корабль, а только его очертания, размытые в душной ночи.
А следом духота распалась, из небесной тьмы ударил дождь, сплошной тропический ливень, безжалостный и неостановимый, его потоки жалили людей, как стрелы, и били по телам, как розги.
Конан повалил возлюбленную на палубу «Тигрицы», накрыл своим телом. В душе проклиная её неуёмную алчность и её дурацкую гордыню, сейчас он думал лишь о том, как защитить, спасти свою Белит.
Могучую «Тигрицу» болтало по волнам как щепку; вода струилась всюду, заливая палубу и трюм; люди вопили, плакали, стонали; снова гремел гром и изредка сверкали молнии. Не было видно не зги. В этом ночном безумии Конан как будто услыхал тихий журчащий смех; он ещё успел подумать, что причудилось – и в следующий миг чёрный корабль взорвался.
Киммериец вскинул голову. Взметнувшееся пламя взрыва осветило маленький изящный силуэт. На мгновение Конан увидел его на высокой палубе горящего корабля. Потом фигурка грациозно изогнулась и бросилась вниз, в чёрный бурлящий водоворот.
Конан помотал головой. Она гудела, словно дюжина кушитов барабанила по ней своими колотушками. Надо же, привидится такое.
– Вот и отлично, лучше некуда, – прорычал он в белое лицо Белит. – Мы в Митра знает, скольких лигах от земли, в ночи, среди грозы и шторма, с обезумевшей командой, ну, и, конечно, без твоей добычи. Ты не находишь, что пора нам выбираться из этой нергаловой задницы? Пока мы сами не пошли на корм его зубастым тварям!