Немедия
Объединение "нордической" и "хайборийской" частей Немедии состоялось, как уже было сказано, после брака Фуриона, сына Горгория, барона Торского и Адельгейды, дочери Хьялмара, самого сильного из асирских вождей обосновавшихся в этом королевстве. До поры до времени этот брак являлся чистой формальностью, также как и само объединение: пока отцы обоих молодоженов были живы, они крепко держали каждый свою сферу влияния и не собирались поступаться властью даже в пользу собственных отпрысков. Однако потом пал Хьялмар, - от руки гандерландскогого риага Лабрайда, в одной из пограничных стычек, - а еще через пять лет, тихо и мирно, в постели собственного родового замка скончался и Горгорий Торский. Люди болтали, что в ночь его смерти над замком блистали синие и зеленые молнии, - при том, что никто не слышал ни грома, ни дождя - что в ночи слышался утробный нелюдской хохот и дикие завывания, а вокруг замка мелькали пугающие тени. Впрочем, Горгория и при жизни окружало множество диких слухов, так что странно было бы, если бы они обошли стороной смерть столь противоречивого барона. Точно известно одно: его сын, Фурион сидевший у смертного одра родителя буквально до его последнего вздоха - единственный, кто был допущен видеть последние мгновения его жизни, - едва закрыв глаза покойному отцу, вышел к собравшимся в главном зале вельможам, в роскошной золотой короне, с распахнутыми над ее бровями крыльями дракона, со словами: "Теперь я и вправду ваш король!" В тот же миг подошла Адельгейда, в роскошной мантии из рысьего меха, - еще одного символического облачения немедийских королей, - наброшенной прямо на голое тело и, преклонив колено, первой принесла ему клятву верности.
Перед молодыми супругами, - впрочем уже не такими и молодыми, по меркам того времени: Фуриону на тот момент было уже 28 лет, а Адельгейде 25, - стояла непростая задача. Им предстояло поднять из руин страну, разоренную гирканскими и варварскими нашествиями, разделенную между удельными баронами и варварскими королями. Прежняя Немедия, - блистательная культурная высокоцивилизованная держава, родина величайших ученых, скульпторов и философов Хайборийской эры, - почти что сгинула в годы смуты и лихолетья. Фуриону и Адельгейде предстояло помочь стране открыть себя заново.
В собственно "немедийской" части Немедии у Фуриона не было особых проблем с легитимностью - его приняли даже с большей готовностью, чем его отца: тот был всего лишь бароном Торы, причем бастардом, получившим титул при довольно сомнительных обстоятельствах. Фурион же был не просто законным наследником барона, но еще и последним потомком немедийской королевской династии - через свою мать Ливиллу, племянницу последнего немедийского короля. Так что именно с Фурионом уцелевшая немедийская знать, митрианское жречество, да и весь немедийский народ связывали надежды на возрождение королевства.
Что же до асиров, то с ними все было сложнее. Безоговорочно поддержало Фуриона лишь племя его жены, из уважения к памяти Хьялмара. Поддержали нового короля и те асиры, что жили в Немедии еще до Великого Переселения, уже изрядно перемешавшиеся с немедийцами и вполне усвоившими хайборийскую культуру. Однако среди недавно прибывших асиров было весьма сильно стремление к самостоятельности и сохранению полновластья асирских вождей. Среди последних особенно выделялся Вульфстан - вождь богатого и сильного клана, возглавивший недовольных северян. Его поддерживал гандерландский маркграф Ладбрайд, а того в свою очередь - "тихий император" Кассий, которого вполне устраивало продолжение и углубление смуты в Немедии.
Ободренный этой поддержкой Вульфстан объявил, что он не признает Фуриона королем Немедии и призвал к тому же остальных вождей асиров. Своей ставкой Вульфстан выбрал Аквилию - небольшой город на северо-западе Немедии, неподалеку от границы с Пограничным Королевством. Именно там он объявил сбор своих сторонников, готовясь к великому тингу, что объявил бы дерзкого варвара королем "асирской" части Немедии. В перспективе, конечно, Вульфстан видел себя владыкой всего королевства, даже при том, что подобные амбиции неизбежно влекли за собой новую войну, что могла окончательно похоронить Немедию.
По старинному обычаю Вульфстан разбил лагерь за городской стеной, поставив большой шатер из лошадиных шкур, где он, согласно еще одной традиции, готовился воззвать к Имиру, после чего объявить собравшимся вождям волю Ледяного Гиганта. Но вместо этого наутро из шатра донесся громкий хрип - и ворвавшиеся в шатер дружинники вождя нашли его лежащим ничком на земле, с перекошеным от боли лицом и держащимся за горло. Не успели асирские вожди решить, что будет дальше и кто станет преемником Вульфстана, как из-за небольших гор, окруживших Аквилию, вырвалась немедийская армия. "Немедийской", впрочем, она была лишь частично: помимо собственно немедийцев в ней имелось немало асиров, сохранивших верность Фуриону и Адельгейде, а также гирканская конница - из тех гирканцев, кто в свое время осел в Немедии и присягнул еще Горгорию, сохранив верность и его сыну.
Еще одним союзником Фуриона стал Атальвульф - не асир, а ванир, вождь небольшого клана, что в свое время переселился в Немедию и который примкнул к Фуриону движимый старинной ненавистью к асирам. Ходили слухи, что неожиданность удара обеспечили и горцы, - выродившиеся потомки ахеронцев, - что провели войско своего родича ведомыми только им перевалами в тыл асирам. Застигнутые врасплох, лишившиеся предводителя, асиры были застигнуты врасплох и, после жестокой битвы, наголову разбиты. Фурион казнил всех зачинщиков мятежа, после чего оставшиеся асиры присягнули ему на верность.
Так Немедия окончательно объединилась и Фурион стал полновластным владыкой страны.
Несмотря на поражение Вульфстана асиры, безусловно, оставались силой, с которой нельзя было не считаться в Немедии. Это понимал и Фурион, чья политика была посвящена как можно более полной интеграции северян в немедийское общество - точнее то, что от него осталось. Преданным ему вождям асиров он дарил земли, оставшиеся бесхозными после гибели немедийских крупных землевладельцев, одаривал титулами, высокими постами в армии и государстве, всячески содействовал приобщению северян к немедийской культуре и цивилизации. Благо эти процессы начались довольно давно, и Фуриону оставалось только направлять их в нужную ему сторону. Огромную помощь ему оказывала и королева Адельгейда - дочь Хьялмара и, по слухам, тайная жрица дочери Имира Атали, она пользовалась огромным уважением среди многих асиров.
Несмотря на все вышесказанное, Фурион, создавая новую страну, строил именно "обновленную Немедию", а не "чуть более цивилизованный Асгард", выстраивая преемственность со всей предшествующей историей государства. Правда понимал Фурион эту преемственность весьма своеобразно, - закономерно, учитывая его происхождение, - апеллируя, к примеру не только великих королей прошлого, таких как Брагор, но и к примеру Ахерона, подаваемого как великого предшественника Немедии.
Справедливости ради, некоторые основания у подобного отождествления у Фуриона имелись: Немедия, как, впрочем, и Аквилония с Аргосом, была построена на землях бывшей империи. У Немедии имелось чуть больше оснований для подобной преемственности, чем у ее соседей: на ее территории жило наибольшее число потомков ахеронцев - и пример Горгория доказывал, что иные из них могли достигать немалых высот. Также в веках остались легендарные сказания о Заговоре Четырех, воскресивших Ксальтотуна, величайшего из колдунов Ахерона, который помог тогдашнему королю Немедии Тараску завоевать Аквилонию. И хотя, в конце концов, Немедия потерпела поражение именно эта связка - ахеронская магия/триумф немедийского оружия, пережила века, обрастая все более замысловатыми подробностями.
Конечно, во времена былой Немедии такое отождествление было бы воспринято как кощунство: как-никак разгром Ахерона, ужасной державы черных магов, предками немедийцев являлся одним из важнейших элементов национального мифа. Его всячески поддерживало и митраистское духовенство, видевшее в том событии один из ярких примеров победы Света над Тьмой. Впрочем, в Немедии, даже в период расцвета жрецы Митры все же не обладали таким влиянием, как в Аквилонии или даже Аргосе: здесь всегда допускался и определенный уровень вольномыслия - в том числе и касаемо интерпретаций далекого прошлого страны. Тем более старинные мифы утратили свою актуальность после всех междоусобных войн, гирканских и нордических нашествий. Ужасы державы черных магов, погибшей почти четыре тысячи лет назад, потускнели и забылись, а на их места выступил завораживающий образ великой империи, небывалой силы и могущества, ставшего вдохновляющим примером для строительства нового государства. Среди немедийской образованной элиты появилась мода на "все ахеронское": сувениры и украшения с ахеронской символикой, разного рода артефакты, - неясно подлинные или подельные, - якобы сохранившиеся со времен Ахерона, колдовские книги, составление генеалогий восхводящих происхождение той или иной немедийской знатной фамилии к ахеронскому предку - подлинному или мнимому. Активно всему этому содействовал и Фурион - собственно даже его имя было выбрано в честь одного из легендарных королей Ахерона.
Все это поветрие захватило даже часть митраистского духовенства - и этим также воспользовался Фурион, инициировавший дискуссию о так называемой "ночной ипостаси" Митры, также известной как "Черное Солнце". Данная концепция не была новой для митрианства, однако оставалась она, как и положено, в тени: о ней редко упоминалось в священных книгах, еще реже она использовалось в декоре митрианских храмах и уж точно никак не отражалось в обрядности или догматах митрианства. Сейчас же эта концепция ожила - при активной поддержке королевской власти. Зависимое от Фуриона духовенство также заговорило о необходимости "отдать должное ночной стороне Митры", иной раз, именуя эту ипостась Ариманом. Другие жрецы, впрочем, встретили это в штыки, спровоцировав несколько мятежей. Однако злую шутку с зачинщиками восстаний вызвало сочувствие - а порой и прямая поддержка мятежников Аквилонии. Сочувствие это было вполне искренним, учитывая всю религиозность западного соседа, но Фурион использовал это в своих целях, обвинив нелояльное митрианское духовенство в работе на ненавистного врага, и использовал как повод для жестоких репрессий. Что же до асиров то они вполне себе приняли это начинание - вчерашние язычники, (а кое-кто поклонялся Имиру и по сей день), они были чужды митрианской нетерпимости и практически не разбирались в тонкостях митрианского богословия. Не пугал их и интерес нового короля к истории Ахерона: у северян не было страшных сказок, представляющих древнюю империю воплощением абсолютного зла, а рассказы о могуществе древних колдунов вызывали у них обычное для варваров суеверное почтения перед Силой. А после того, как Фурион, - скорей всего по подсказке супруги, - намекнул на возможность отождествления "ночной ипостаси" с Имиром, асиры стали проявлять больший интерес и к митраизму в целом. Сам же Фурион, на волне новых веяний в религии, сочинил себе новый герб, ставший фактически одним из символов "обновленного королевства": черное солнце, поддержанное двумя черными же драконами - давним династическим символом королей Немедии.
Наряду с активной внутренней политикой, Фурион не менее деятельно вел и политику внешнюю, как завоевательную, так и дипломатическую. Последнее у него получалось даже лучше: в частности, ему удалось заключить удачный договор с Коринфией, где к тому времени установился схожий хайборийско-нордический синкретичский режим. Синтез происходил, в том числе и в религиозной сфере - и поэтому религиозные новшества Фуриона часть здешней элиты приняла вполне благосклонно. После того как Фурион сделал удачную ставку на одну из противоборствующих сторон в междоусобной войне в Коринфии, поддержав именно сторону победителей, Коринфия фактически попала в зависимость от Немедии, позволив последней сделать первую ощутимую заявку на собственное имперское величие.
Воспользовавшись некоторой нарезберихой, что воцарилась в Аквилонии после смерти Кассия и, понадеявшись, что борьба Луция и Галерана Пуантенского за верховную власть затянется надолго, Фурион вторгся в Офир и даже смог завоевать его отдаленные северо-восточные провинции, которые Аквилония никогда толком не контролировала. Однако при попытке продвинуться к Ианте Фурион встретил в бывшей офирской столице сильный гарнизон, давший отпор наступавшим захватчикам. Вскоре пришли известия о коронации Луция Деция и его примирении с Галераном - после проигрыша тем "поединка чести", - и Луций отправил в Офир подкрепления. Вступать в полномастштабную войну с Аквилонией Фурион и, скрепя сердце, отвел войска от Ианты к немедийской границе.
Давняя вражда с Аквилонией, не утихла даже после столь масштабной трансформации обоих государств - противостояние обрело новые формы, ничуть не менее ожесточенные. Фурион не надеясь справиться с Аквилонией в одиночку, начал искать союзников - причем в довольно странных для хайборийской державы местах. Так, например, он вел активную переписку с королем Стигии Сетнахтом, а позже с его преемником Семеркетом и главой Черного Круга Тот-Апепом (по слухам, имевшим немедийские корни). Содержание этой переписки толком неизвестно и, учитывая интерес Фуриона к ахеронскому наследию, возможно, касались не только войны и политики, но и каких-то оккультных материй. Естественно, ходили слухи, что и сам Фурион занимался колдовством - чаще всего при этом вспоминалась внезапная смерть мятежного Вульфстана. Однако беспокойного асира могли и просто отравить, что же до контактов со стигийцами, то они могли иметь вполне себе прозаическую мотивацию: поиска сильного союзника против еще более сильного врага. Впрочем, оккультных интересов Фуриона тоже исключать не стоит - особенно если учесть, что он пообещал Тот-Апепу легализовать в Немедии культ Сета, естественно без всякого рода крайностей, свойственных стигийским змеепоклонникам. Вызывали вопросы и иные державы, с которыми Фурион пытался наладить союзы: он переписывался и с правителями Гипербореи и с королем - и особенно часто, - с королевой Хаурана, Саломеей. В Хауране, захватившем практически весь восточный Коф и претендовавшим на западную его часть, сложилась ситуация в некотором роде обратная немедийской - здесь правил варварский король и хайборийская королева с крайне специфической репутацией. Возможно, схожесть положения в котором оказались обе правящие четы, вызвало и их сближение - Хеймунд и Саломея несколько раз посетили Немедию, да и Фурион с Адельгейдой один раз навестили своих союзников в Хауране. Особо тесная дружба сложилась между Саломеей и Адельгейдой - весьма схожих по духу женщин: столь же красивых, сколь и жестоких, решительных и вероломных, не брезгующих ничем ради достижения цели. Иные аквилонские хронисты говорили, что дружба та была не простой, что известная своей развращенностью Саломея приучила варварскую королеву к "противоестественным порокам", но это, возможно, было лишь попыткой опорочить двух заклятых врагов Аквилонии. Так или иначе, немедийско-хауранский союз (к которому присоединилась и Коринфия) на долгие годы стал головной болью не только для Аквилонии, но и для Заморы с Тураном.
Фурион пытался вести экспансию и в других направлениях: в частности, он пытался подчинить Норденмарк ( бывшее Пограничное Королевство), стремясь превратить его в союзное государство по типу Коринфии. Однако здешние жители, считавшие себя самыми верными наследниками хайборийской крови и культуры - в том числе и религии, - решительно отмежевались от сближения с Немедией. Отчаявшись добиться своего мирными средствами, Фурион пошел на Норденмарк войной, оказавшейся для него предельно неудачной: король Норденмарка Кайро талантливый военачальник из знатного гиперборейского рода, сумел заманить немедийскую армию в ловушку меж двух холмов и нанести ей жестокое поражение. Только спешно отступление немедийско-асирского войска спасло его от полного уничтожения.
Еще большей неудачей закончилось вторжение Фуриона в Бритунию. Эта страна, расколотая на несколько враждующих вождеств (не считая обособившейся Помегании), казалась легкой добычей и поначалу немедийцам способствовал успех: они захватили несколько приграничных территорий и начали продвижение вглубь страны. Однако там они столкнулись с ожесточенным сопротивлением, которое возглавил король Кесобод, что незадолго до немедийского вторжения принял титул жреца Викканы. Соединив, таким образом, в себе светскую и духовную власть, он сумел объединить асирско-бритунские вождества под своей началом. Еще большим преимуществом стало и то, что он сумел привлечь на свою сторону кезанкийских горцев и, что особенно, важно - заручился поддержкой Венеты, все более активно вмешивавшейся в дела по ту сторону Кезанкийских гор. В итоге, немедийское войско было разбито, а Фурион пал и его череп, окованный золотом, занял почетное место среди святынь храма Викканы. Остатки же немедийского войска с большим трудом прорвались обратно на родину. Так объединилась и Бритуния, на глазах превращавшаяся в теократию, под властью королей-жрецов Викканы.
Что же до Немедии, то гибель Фуриона не вызвала смуты, на которую надеялись иные соседи. Мало того, что жива еще была королева Аделгейда, так у Фуриона к тому времени, уже вполне себе имелись наследники. В его браке с Адельгейдой появилось несколько детей, из которых, на момент гибели Фуриона совершеннолетия достигли трое - дочь Аурика и двое братьев - Гариан и Карон. Аурика к тому времени уже вышла замуж за короля Коринфии Тейрана, сыграв немалую роль в дальнейшей судьбе этого государства. Гариан же, как старший из сыновей, взошел на трон. С первых же шагов своего правления, он дал понять, что не будет идти по стопам отца и вообще собирается вести миролюбивую политику, как внутри страны, так и вовне его. Он сблизился с мятежным жречеством, выказывая большую склонность именно ортодоксальному митрианству, дав понять, что не разделяет религиозных новшеств отца, также как и его "ахеронских" увлечений. На этой почве он сблизился и с Аквилонией, отправив туда первое, за долгие годы, посольство, заключил он мир и с Бритунией, признав историческую восточную границу. Внутри страны он старался покровительствовать городам, профинансировав масштабный проект по возрождению Нумалии, стремясь вернуть ей былую славу как города философов, скульпторов и искусных ремесленников. Также он провел ряд реформ, призванных ограничить произвол знати и облегчить положение "простого народа", развивал торговлю и кодифицировал законодательство, пытаясь примирить старые немедийские юридические нормы с примитивными варварскими "правдами". Пример для подражания он видел в аквилонском правителе Кассии и стремился быть для собственных подданных таким же "хорошим императором".
Проблема же заключалась в том, что подданные часто принимают доброжелательность правителя за слабость. Кассий, при всем своем миролюбии, мог при нужде быть и жестким и даже жестоким, а вот Гариану твердости явно не доставало. Немедийская знать, - как старая, так и новая "варварская" была уже в достаточной степени отравлена мечтой Фуриона о возрождении имперского величия Ахерона, попытки Гариана "обратить время вспять" и вернуть "старую добрую Немедию" ничего кроме раздражения не вызывали. Гариана презирали - и за мир с Аквилонией и за то, что он так и не отомстил бритунцам за смерть отца и за многое другое. Недовольство охватило самые широкие слои - от ванира Атальвульфа, у которого Гариан попробовал отобрать полученное при Фуриане баронство до Суллания, жреца Митры из Ханумара, всем сердцем принявшего религиозные начинания Фуриона, дав им должное богословское обоснование. В награду за это Сулланий надеялся получить сан Верховного жреца, однако Гариан не утвердил этого назначения, даровав его ортодоксальному митрианцу Валениану. В итоге созрел заговор, в который были втянуты не только немалая часть асирской и немедийской знати, но и мать и даже жена Гариана, Октавия - аристократка из старинного немедийского рода. Душой же заговора, как не сложно догадаться, стал младший брат Фуриона, Карон в полной мере воспринявший все отцовские идеи.
Разумеется, имелись у Гариана и сторонники - и в немалом числе, - однако собственная доверчивость и добросердечие короля не дало ему прислушаться к предостережению более осмотрительных советников. В итоге, он был застигнут врасплох в собственном летнем дворце, в окрестностях Нумалии. Предполагалось, что Гариана заставят добровольно отречься от трона в пользу брата, но король внезапно проявил обычно несвойственную ему твердость. Возникла безобразная сцена, у кого-то из заговорщиков не выдержали нервы, случайный взмах кинжала - и Гариан упал, обливаясь кровью. После недолгого замешательства, королем был объявлен Карон, впоследствии женившийся на вдове брата.
В своем тронном манифесте новый король объявил о возрождении всех традиций отцовского правления. Впрочем, не стал отрекаться он и от наследия брата - в частности, он продолжал покровительствовать возрождению Нумалии. Однако главным приоритетом Карон видел войну и отмщение. Вскоре после восшествия на трон, он начал готовиться к новой войне с Бритунией для чего он собрал большое войско, усилив его гирканской конницей и отрядами союзной Коринфии. Провел он также и предварительную дипломатическую подготовку, заключив союз с князем Помегании Локисом - в этом северном княжестве с большим беспокойством смотрели на возрождение "единой Бритунии". Карон учел ошибки отца, и новый восточный поход окончился сокрушительным поражением Бритунии. Король Касобод, к тому времени уже рассорившийся с вентами, пал от руки Карона, его столица была сожжена, а череп Фуриона возвращен в Немедию и торжественно захоронен в фамильном склепе. И хотя полностью завоевать Бритунию Карону так не удалось, а сын Касобода, Майориг, продолжил его дело, не дав стране распасться вновь, тем не менее, Карон считается победителем в той войне, присоединившим к Немедии западные бритунские области.
Так из руин прежней Немедии родилась новая страна - воинственная, надменная, гордая, одухотворенная новой версией старой религии, соединившая исконную свирепость нордической расы с немедийскими воинскими традициями, получившими "второе дыхание" в мрачной мечте о возрождении имперского величия Ахерона.
