[Михаэль фон Барток]

Киммериец ударил женщину навершием меча по голове – не в полную силу, не для того, что бы убить, а для того, что бы оглушить.
И поволок почти бесчувственную Клодию куда-то вдоль камня, намотав на огромный кулак длинные волосы.
- Что ты собираешься с ней сделать Гунхейд? – спросил его один из соплеменников. – Зачем ты не убил ее сразу?
- К чему поить кровью этой гнусной твари добрую сталь? – усмехнулся Гунхейд. – Не хватало ей еще умереть с мечом в руке.
- Так задуши ее и брось волкам на съедение. Большего она не заслужила.
- Нет. Я брошу ее в Рану Земли.
Гунхейд обошел похожую на столб скалу и под ногами у них разверзлась настоящая бездна.
Затуманенными глазами Клодия увидела, что имел ввиду варвар.
Рана Земли…
Это в самом деле напоминало рану – рану оставленную в теле земли гигантским копьем – узкий – едва ли шире двух десятка футов и примерно в два десятка футов в длину, провал уходил в глубь скал.
Гунхейд схватив Клодию за горло, заставил ее заглянуть во тьму.
Сверху дна этой странной ямы было не видно.
- Ты служишь силам тьмы, женщина. Там на дне тебя встретят те, кому ты поклоняешься. – сказал варвар.
Он ожидал увидеть страх на лице чужестранки. Но страха не было. Решив, что женщина просто не осознает ничего после удара по голове, киммериец ударил ее ладонью по лицу, что бы привести в чувство.
- Те, кто жили здесь до нас, верили, что это врата в преисподнюю. – сказал воин.
- Ты пугаешь преисподней меня? – засмеялась Клодия. – В там была.!
Злобно выругавшись, Гунхейд сбросил ее с обрыва.
Клодия полетела в сгущающуюся тьму. Молча – это поразило варваров. Ударами рук по стенам сбивала скорость падения, хоть сколько то сокращая скорость падения. Потом из глубин колодца донесся глухой удар – видимо дно было не таким уж недосягаемым.
Варвары заглянули вниз. В полумраке где-то внизу медленно шевелилась кажущаяся очень маленькой человеческая фигурка.
- Кром и сталь! – вырвалось у одного из киммерийцев. – Она жива.
- И пусть! Она наверняка переломала себе половину костей. Пусть издыхает там в темноте. – свирепо ответил Гунхейд.
- Ты поступил плохо. – сказал молодой воин. – она заслужила смерти, подняв руку на женщину из нашего клана. Но вышло так, что ты принес ее в жертву тем, что живут внизу…
- Там нет никого со времен юности моего деда! – ответил Гунхейд и пошел прочь.
Товарищи поспешили за ним.
Хотя, в самом деле, уже два поколения подземное зло не беспокоило их, память о выбирающихся на поверхность в безлунные ночи убийцах, все еще жила в каждом члене клана. Это была память о большой крови, великих ужасах и страданиях.
Рассказывали жуткие истории о возвращавшихся мертвецах, о крадущихся в ночи к селениям упырях. И о битве, что разгорелась однажды в свете луны при черном камне, когда киммерийцы перебили до единого всех ночных хищников, и завали их трупами и камнями все входы в подземные пещеры, которыми, как оказалось, изрыты были многие холмы плоскогорья.
После этого жители подземелий – если они еще остались там, в вечном мраке, а не полегли все под мечами Дал Кай, больше не тревожили селения. Но и сейчас порой, особенно в безлунные ночи, доводилось исчезнуть в окрестностях черного камня одинокому путнику…
Воины шли за старшим с тяжелым сердцем.
Гунхейд поступил правильно, убив того, кто пролил кровь человека их клана.
Но… лучше бы он просто сломал чужестранке шею…
Вновь проходя мимо камня Гунхейд наклонился и поднял меч Клодии.
Легкий, не по руке сильному мужчине, пригодный скорее колоть, чем рубить.
Легкий, но не хрупкий – отличная сталь клинка, идеальное для колющих ударов равновесие. Добрая работа. Гунхейд согнул клинок, и тот выпрямился, когда он отпустил его.
- Хороший меч, верно? – спросил его другой киммериец. – Отдашь его своему младшему.
- Нет. – помедлив ответил Гунхейд. – Не хочу что бы мой сын владел этим оружием.
- Отдай его мне. Подарю его своей дочери.
Гунхейд отдал меч соплеменнику.
Тот так же как и он сам несколько мгновений назад примерил оружие в руке, оценив и узор на стали, и хорошее равновесие, и решив, что сильному мужчине этот клинок носить не с руки, а вот девушке или подростку в самый раз…
И яростно ударил клинком по камню.
Хороший меч сломался не с первого раза. Лезвие щербилось, гнулось, но держалось.
Наступив на клинок ногой, воин согнул оружие в дугу, так, что даже хорошая сталь не смогла выпрямиться, а потом и вовсе забросил изуродованное оружие в снег.
Никто не пробовал остановить его, никто не посмеялся над такой вспышкой гнева, никто не пожалел о потере дорогого оружия.