[Пелиас Кофийский]

В этом миг в чудовищное, завораживающее, обладающее страшной, пугающей мелодией и ритмом действо ворвался новый звук. Это был голос смертельно перепуганной женщины. Конан распрямился, словно туго свёрнутая пружина. Его разум вынырнул из моря мрака и безумия; он сделал тигриный прыжок и стремительно ворвался в галерею.
Увиденная им фантасмагория продолжалась; стигийские жрецы развязали лежащий у ног мешок. В их серых в свете факелов руках билась тоненькая, светлокожая девушка. С безумным отчаянием воззрилась она на киммерийца.
Конан ворвался в круг стигийцев, подобно тайфуну. Зачадил, опрокидываясь, архаичный алтарь. Зелёные клубы, словно змеи, сплелись над сражающимися. На стороне киммерийца была сила и внезапность. На стороне стигийских жрецов – число и кощунственные искусства, постигнутые ими в подземельях Птейона и Луксура.
Пятеро вытащили ножи; один лишь обратил к Конану руку. Но тот был подобен порыву смертельного южного ветра; нельзя было даже уследить взглядом, как он движется, протекая между жрецов, подобно бесплотному дуновению – и он убивал. Убивал. Трое уже упали, орошая алым пол; уцелевшие отступили, полукругом выстроившись у стены.
Девушка осталась лежать у его ног. Она смотрела на него с выражением смеси безумия и торжества. Мимоходом Конан отметил, что это была светлокожая высокородная стигийка – дочь нобиля или жреца.
Оскалившись, как оскаливается волк перед прыжком, Конан сделал шаг вперёд. В его глазах южане увидели свою смерть. Невзирая на все свои сверхъестественные искусства, они были беззащитны перед неуловимым напором и силой этого ведомого яростью киммерийца. В их глазах читалась обречённость, но они подобрались, словно волки, готовящиеся встретить атаку тигра. Свет факелов блеснул на длинных стигийских ножах. Конан низко зарычал.
И тогда один из жрецов, одетый в такой же невзрачный серый плащ поверх кольчуги, как и все остальные, схватил стоящего перед ним аколита и резким движением перерезал ему горло. Несчастный сполз на землю, содрогаясь в конвульсиях. Кровь лиловой струёй заливала пол.
Безумие плясало среди зала.

Добавлено через 20 секунд
Конан невольно замедлил шаг. Подобная немотивированная жестокость поразила даже его. И словно открыла врата какой-то неописуемой квинтэссенции мерзости, воцарившейся в зале. Что-то пугающее сгустилось в воздухе. Взмахнув обагрённым кровью клинком, жрец завывал нараспев. Странные, словно искореженные слова неведомого языка словно повисали в воздухе. Словно холодные пальцы вонзились в нутро и огненным клубом стянулись внутренности.
Что-то чудовищное и неведомое, чему не было названия, пыталось прорваться в мир – и реальность натянулась, как струна. А когда напряжение достигло предела, что-то лопнуло в мироздании. И вслед за этим неосязаемым ударом раздался второй удар. За спиной жреца лопнула крышка саркофага.
Холодное зло повеяло на киммерийца, и он сделал шаг назад. Какое-то противоестественное подобие жизни зародилось в этом холодном камне, вдохнутое усилиями жрецов в давно усопшую мумию прошлых веков.
Это было само воплощение зла, напоенное ненавистью ко всему человеческому; и никому не намеревалось оно давать пощады. Когтистые лапы взлетели над кенотафом и схватив голову жреца, одним оторвали её. А вслед за лапами появилась и голова – чудовищная, приплюснутая голова, пылающие багряным огнём крохотные глазки, иссушенное перебинтованное тело – и Конан с потрясением осознал, что жрецы своими оккультными практиками вдохнули чудовищную неземную жизнь в тщедушное тело мумифицированное священного павиана.
Но сила демона игнорировала земные законы; тонкие, словно птичьи лапки обладали чудовищной силой. Они схватили второго жреца и с пугающей лёгкостью швырнули его на стену. Конан застыл, не в силах оторвать глаза от этой чудовищной сцены. Внезапно что-то прикоснулось к его плечу. Обернувшись, он увидел обнажённую стигийку с пылающим лихорадочным огнём в глазах. Она была по-своему прекрасна; высокая грудь вздымалась, свет факелов блуждал по тонкому обнажённому телу, рождая причудливые отблески на коже цвета слоновой кости, словно освещая фантасмагорическую картину в окружении ужасов преисподней.
— Бежим!

Добавлено через 12 секунд
Стигийка схватила его за руку и увлекла в бездонный чёрный проход. И Конан последовал за ней, бросив лишь один взгляд на залитый неверным светом факелов зал, где обагрённый лиловой кровью бог убивал своих аколитов.
Они промчались по мрачному коридору, где на них взирали лики безумных богов. Стигийка летела, словно стрела, безошибочно поворачивая и огибая подиумы чёрного камня. Они пронзали порталы, подобно порывам ветра. И спустя эоны безумного бега оказались в странной зале, украшенной с поистине противоестественным извращённым вкусом. Корчащиеся в пароксизмах боли фигуры поддерживали потолок. Чёрный пол, словно океан, стекал к массивному монолиту, каменному кубу, казавшемуся средоточием тьмы, вздымающемуся над фигурками чудовищных богов. Казалось, это само средоточие зла; аура боли и безумия почти физически плыла от него, заставляя корчится в нечеловеческих муках. Несомненно, это был алтарь; алтарь зла, где тысячелетиями приносили в жертву жестоким бесчеловечным богами сотни кричащих и истекающих кровью жертв.
Стигийка безумной тенью метнулась к нему. И подняла что-то и крохотной выемки и его переднего края. Её лицо исказилось безумным торжеством.
— Теперь мы готовы, — выдохнула она. — Бежим скорей! Он уже принёс жертвы! Пока звёзды не встали в ряд! Тогда его ничто не сможет остановить!
И они помчались назад, словно призраки, преследуемые демонами из ада.
И спустя эоны безумия и тьмы вновь очутились напротив кошмарного зала. Успев к последнему акту ужасного действа.
Последнее тело упало на пол, орошая его алыми каплями брызг. И тогда бог медленно обернулся к последним.
Она выбросила вперёд руку. Пучок мертвенно-бледных лучей вырвался и ударил в грудь чудовища. Приплюснутая голова медленно повернулась в сторону стигийки. Конан, не теряя времени даром, нанёс несколько сокрушительных ударов. Но странным образом они канули в пустоту. Тварь повернулась и зашагала к кенотафу.
Южанка забилась, словно к истерике. Она взывала к своим святотатственным богам. С каждым хриплым заклинанием из камня вырывались пучки мутного света и вонзались в перебинтованную щуплую грудь. Тварь двигалась медленно, словно в полусне. Конан, подхватив громадный кусок разбитой крышки гроба, обрушил её на голову ожившего бога.

Добавлено через 17 секунд
То ли бешенная ярость киммерийца одолела колдовские заслоны, то ли сила чудовища всё де немного ослабла, но удар достиг своей цели. Чудовище пошатнулось. Когтистая лапа мелькнула в сторону киммерийца. Варвар едва успел увернуться. Он уже видел, что проделывают эти громадные когти на казавшейся хрупкой руке. Странную силу давала ей сила пробуждённого бога.
Бледная от ярости, южанка одним прыжком оказалась около бога. Весь пережитый ужас и ненависть она, казалось, вложила в этот рывок. Камень ударил в высохшую грудь бога. Странным жутковатым пламенем полыхнул амулет. Словно удар набата прокатился в пещере. Завыли где-то вдалеке страшные голоса. Бог покачнулся и упал. Но жизнь не хотела покидать тело бога. Иссохшие бинты зашелестели. И он снова попытался поднялся. Стигийка приплясывала в безумии.
— Умри! — завывала она. — Умри!
Пылающие лучи, вырывающиеся из амулета, пронзали иссохшее тело. Но павиан жил. Он медленно полз, скребя лапами по полу, полз к оцепеневшей стигийке. Смерть пылала в его багровых глазах.
И тогда Конан прыгнул. Очевидно, сила, удерживающая варвар на расстоянии, полностью растаяла, поглощённая силой амулета. Сверкающий клинок описал полукруг, и отрубленная голова подпрыгнула и упала рядом с телом. Второй удар разворотил грудную клетку. Третий лишил чудовище конечностей. И ещё один. И ещё.
Время казалось остановилось. Потухли и медленно закрылись багряные глаза. Вся дрожа, отошла от стены стигийка. И киммериец наконец опустил меч.