[Пелиас Кофийский]

6.

Они остановились посреди оторванных конечностей, среди крови, среди разбросанных внутренностей. Грудь Конана тяжело вздымалась. Чёрные волосы прилипли к взмокшему лбу. Чудовищное напряжение последних дней сказалось на нём. Багряные капли стекали с клинка.
Стигийка молча склонилась над поверженным врагом. Огонь угас в его противоестественных глазах; то безумное нечестивое пламя, что поддерживало и питало его. Что за чудовище вселилось в иссохшую мумию павиана? Какие кошмары призвали жрецы из-за порога миров? Конан предпочитал не думать об этом. Словно леденящее дыхание бездны на миг коснулось киммерийца.
Жрица Деркето на миг склонилась над порождением бездны, а затем выпрямилась, скрывая торжествующий блеск в глазах. Её оскал в неверном свете факелов показался Конану довольно жутким.
— Глупцы, — задумчиво проговорила она. — Они возжелали власти, но власти не для себя. Стоит ли ад того, чтобы продавать душу?
Леденящий смысл слов не сразу дошёл до киммерийца.
— Кто это был? — хриплым голосом спросил он.
— Жрецы Запретного бога, — нетерпеливо дёрнула алебастровым плечиком она. — Бога, забытого в стигийской земле. Лишь запретные секты помнят его кощунственные имена. Эти безумцы похитили меня – меня! – дочь верховного жреца Менхотепа, чтобы принести в жертву! Проклятые ублюдки, — она плюнула на трупы. — Богу хватило бы и вонючего раба. Я спляшу на их кишках!
Огонёк безумия загорелся в её глазах. Она подняла голову, и её взгляд был взглядом безумца. Странное выражение появилось в её глазах. Так смотрит на добычу голодная змея.
Конан невольно нахмурился: не повредило ли происшедшее слабый человеческий рассудок? Ни безумна ли она была? Его рука невольно сжала ещё крепче рукоять клинка.
А жрица, словно угадав его сомнения, с безумной усмешкой посмотрела на него. Жуткое действо словно сорвало с ней всё человеческое. Она подняла голову, и испустила жуткий торжествующий вой.
А затем, сорвавшись с места, пустилась в пугающий, кощунственный пляс. Она танцевала в багряном свете факелов, хохоча, кружилась сред трупов, топтала багровые лужи. Чем дальше, тем меньше оставалось в ней человеческого. Словно что-то сорвало маску, и явило в её в своей неприглядной сути. Под маской оказался демон.
Конан невольно отшатнулся. Что-то происходило, но что – его рассудок отказывался это понимать. Сошла ли она с ума? Не вселился ли в её изгнанный из мумии демон? Чем дальше, тем его предположения казались ему правдоподобнее. Он до боли стиснул зубы. И всё же она была женщина – а женщин он не привык убивать.
Варвар медленно пятился к выходу, желая оставить безумную жрицу среди так приглянувшихся ей трупов, вырваться на солнечный свет, способный развеять любые кошмары, уйти из этого проклятого места, где оживают призраки прошлого и люди сходят с ума. Но едва он двинулся к выходу, как девушка остановила свой святотатственный пляс и взглянула прямо на него. От этого взгляда у него кровь застыла в жилах.
Это не был взгляд человека. Внезапно она улыбнулась, и на блестящих зубах отразился свет факелов.

Добавлено через 15 секунд
— Безумцы, — низким хриплым голосом рассмеялась она. — Они хотели пробудить воплощённое безумие, чтобы порадовать Сета! Какое дело Сету до мелких людских делишек? Продавать душу тьме можно лишь ради одного – ради самого себя! И я сделаю это сейчас! Есть и другие боги, живущие за пределом миров, Что Живут Вечно! Безумие – имя их, и смерть – их приход! И я призову их! Сделаю то, что не удалось этим жалким поклонникам Сета! Но для этого мне придётся принести жертву!
Она расхохоталась. И, сжимая в руках амулет, начала медленно наступать. И хотя её хрупкое тонкое тело не могло напугать, Конану показалось, что к нему идёт сама смерть. Было что-то жуткое в этой обнажённой, заляпанной кровью фигурке, целеустремлённо приближающейся к нему посреди царства смерти.
Увидев его нерешительность, стигийка рассмеялась.
— Да, да, — хриплым голосом подтвердила она, и её глаза злобно сверкнули. — К тебе идёт сама Смерть, северянин! Будь готов встретить её!
Она выбросила амулет вперёд. Странные тени заклубились вокруг. Они облекли её, словно густой пеленой. Взметнулись и опали, словно головы змеи. Воздух резко похолодел, хотя это казалось уже невозможно. Жуткие, безумные голоса эхом отразились от скал. Безумный шёпот сводил с ума. Странный гул заполнил пещеру, и игра света и тьмы превратила её в подобие преисподней.
Демонесса подняла голову. Её глаза блеснули жутким нечеловеческим светом. С этого мига Конан знал – он имеет дело не с дщерью человеческой. Ничего людского больше не осталось в её пылающих глазах.
Она прыгнула – словно кошка, и клинок отсёк её голову, отшвырнув на середину зала. Подпрыгнул и откатился в угол чудовищный снаряд. Но жрицу это не остановило. Словно насмешка над законами мироздания, она продолжала двигаться, и её руки с внезапно выросшими когтями впились в мускулы киммерийца, пронзая их едким огнём. Забытый амулет болтался в её левой ладони.
И в этом момент Конана словно озарило. Повинуясь какому-то невероятному наитию, он вырвал из скрюченной амулет и вонзил её в бьющую пурпурной струей шею. Тело демона конвульсивно вздрогнуло, кровь хлынула кипящей струёй, что-то на пределе восприятия завыло, безумно отражаясь между каменных стен. Чёрные тени, казалось, метнулись к центру комнаты, обняли тело стигийки, сплелись вокруг неё в тесный клубок. А затем опали. И на полу осталась лежать лишь горстка чёрного пепла.
Безумие завершило свой танец посреди зала.

Добавлено через 14 секунд
Конан помотал головой, освобождая разум от овладевших им чудовищ; подлинных чудовищ из тьмы. Нечеловеческая мерзость и нечеловеческое отчаяние опутали его мозг чёрными тенетами. В миг пугающего прозрения он понял, что вся мерзость, и зло и тьма приходят отнюдь не из чёрных кошмаров звёзд, лежащих за пределами миров; они сосредоточены в самой человеческой сущности. Настоящая тварь спит в нас самих.
Подлинное зло – не в чёрной магии или демонах, порожденьях безразличной стихии. Люди сами творят и призывают зло. И это зло – самое страшное из всех. На миг холодные пальцы бездны сдавили его сердце; но в следующее мгновение кипучая кровь киммерийца смыла тот безумный кошмар, невольным свидетелем которого он стал.
Чёрное отчаяние отступило; он оскалил зубы и торжествующе зарычал. Он снова одолел врага, и об этом весело будет вспомнить в безрадостных Серых Чертогах. Кипучая жажда деятельности смыла и унесла чёрные откровения, горячая кровь, стучащая в висках заставила забыть о кошмаре. Он торжествующе ухмыльнулся и начал путь вверх.

Эпилог.
Жаркое солнце снова осветило две бредущие фигуры. Переменчивая судьба, очевидно, недаром хранила двух необычных путников, не дав им погибнуть ни в чёрных подземельях Кутшема, ни среди песчаной бури; не прошло и полчаса, как из-за горизонта показалась пёстрая змейка каравана…