[Пелиас Кофийский]

— Солдаты знают, что ты приютил у себя одного из опальных стигийских жрецов, крысу, жаждущую твоего покровительства. О, с какой радостью они вонзили бы мне нож с сердце. Они бояться меня и той чёрной силы, что я владею. Они слышат хлопот чёрных крыльев, что тревожат покой ночи и слышат голоса демонов, что приходят ко мне из царства теней. Они бояться – а страх порождает ненависть и боль. И я знаю, что более не нужен тебе. Дворец Джугир Шаха отныне твой, и тебя беспокоит крыса в твоих покоях. Ты боишься меня и жаждешь избавится от меня, Джалам Хан. Ибо тот, кто дал тебе силу, может её и отнять. Ты давно бы уже уничтожил меня, но я знаю вкус каждого яда, что ведом вам, юным народам и тебя пугают тени, что пляшут на стене напротив моего очага. Но не того ты боишься, Джалам Хан. Тебе следует боятся тех сил, с которыми ты заключил договор!
Голос колдуна возвысился, и последняя фраза прозвучала раскатом грома. Вору показалось – или так и было – но жёлтый круг света перед проёмом слегка колыхнулся, словно при последних словах колдуна в комнату устремилась тьма. Но это, наверно, лишь ветерок колыхнул огоньки свечи.
Долгое время в комнате царило молчание.
— Наверное ты прав, колдун, — наконец тяжело уронил Джалам Хан, сатрап Джапура. — Демоны лишили меня рассудка, — но в голосе его не чувствовалось раскаяния. Слова его источали смертельный яд. — И всё же я гневаюсь на тебя. — его голос снова набрал силу, обращаясь в свирепый рёв. — Как ты посмел убрать солдат из башни, в то время как на меня одно за другим готовятся покушения? даже мой единоутробный брат, поговаривают, желает прикончить меня! Головы предателей каждый день чернеют и тухнут на колах возле дворца наместника!
— Тебе не стоит беспокоиться, — холодно сказал тот, и в его голосе вору почудилась усмешка. — Я – лишь твой верный раб. Здесь тебя не тронет ни зверь, ни человек; сила моего повелителя защитит тебя лучше всяких доспехов. К тому же я не стал отсылать стражу далеко – она охраняет башню внизу, в саду. Тебе не стоит опасаться врагов, Джалам Хан. Сегодня в садах Лейпура умерло несколько человек. Они лишь замыслили плохое против тебя.
— Клянусь Таримом, когда я понимался сюда, — пробасил голос, — мне почудился какой-то шум. Но сейчас, похоже, всё тихо. Ты наверное, прав, колдун. Мне чудятся враги на каждом углу.
Послышался протяжный скрип, словно тяжелая фигура обратно опустилась на кушетку, с которой незадолго до этого вскочила в порыве гнева.
— Я слушаю тебя, Сенусет. И пусть речи твои будут коротки, а просьбы ¬– невелики. Иначе, клянусь пресветлым Таримом, завтра твоя голова будет красоваться над воротами башни. Меня не страшит твоя сила.
— Да, ты отмечен печатью богов, — согласился собеседник. — И твой род долгое время был благословлён. Но ты продал душу и совершил много чёрных дел. Ты продал свою душу и благословления богов больше нет над тобой. И ты всё ещё не отдал богам то, чего они ждут от тебя.
За проёмом наступило молчание.
— Клянусь, ты испытываешь моё терпение, колдун. Так вот зачем ты назначил встречу здесь, в этой башне! Я не отдам девчонку тебе. Я получил её в одном из набегов, и более прелестного цветка не видели сады Джапура. Что мне до твоих богов? Я не обещал её им.
— Верно, не обещал. Ты обещал им сотни рабов, но им угодна лишь одна. Не тебе одному приглянулась её красота. Она родилась под счастливой звездой. В её жилах течёт светлая кровь. Она отмечена богами. Её кровь даст моему повелителю то, чего не дадут сотни ничтожных рабов. Она должна умереть на алтаре в храме Ханумана.
— Твой повелитель – не Хануман, — сумрачно ответил сатрап Джапура.


— Мой повелитель – не человек — грабитель, притаившийся у стены, казалось, почти воочию увидел, как жрец пожимает плечами. — Ему не важны имена. Как только кровь девочки коснётся алтаря, сделка будет завершена. Тебе лучше повиноваться, Джалам Хан. Сила моего повелителя превосходит представление смертных. Твоя душа проклята навеки, но ты может вскоре утратить её – быстрее, чем ожидаешь.
— Не смей мне угрожать! — взревел сатрап. — Так вот что ты задумал – избавиться от меня с помощью своих старых богов. Я единственный, кто может выдать тебя чёрному кругу Стигии! О, я знаю многое про ваши тайны!


Ты хочешь использовать свои чёрные ритуалы, чтобы отправить мою душу в ад раньше предначертанного срока!
— Ты дурак, — тихо возразил ему голос. — Я десятки раз мог убить тебя, Джалам Хан…
В ответ раздался дикий рёв. Что-то затрещало, ломаясь. Тяжёлое дыхание, сопение, вскрики – до замершего грабителя донеслись звуки отчаянной борьбы. А затем голос, полный торжества.
— Вот так, паршивая овца… Больше ты и твои боги не смогут помещать мне. Я знаю, что колдунов нужно убивать быстро – вы ничего не стоите без ваших божков!
В ответ ему послышалось клокочущее дыхание умирающего. Грабитель вздрогнул – голос смеялся. Этот ужасающий, клокочущий предсмертный смех, в котором казалось, кровь хлестала из горла врезался ему в память, словно раскалённый нож.
— Дурак, — прохрипел умирающий. — Последний дурак… Они идут на кровь… они чуют кровь… скоро они будут здесь, сатрап Джапура… теперь, когда ты анрушил клятву, они придут за твоей душой… встретимся в аду.
Последнее клокотание, и всё затихло. В комнате слышалось лишь тяжелое дыхание убийцы. Затем послышалась тяжёлая поступь и оставшийся в живых проревел:
— Габал! Тащи сюда девчонку и убери отсюда эту падаль. Так покончат все мои враги. Твой господин желает развлечься.
Тяжёлый скрип шагов и наступила тишина. А затем грабитель внезапно вздрогнул: до него донёсся отчаянный всхлип женщины.
— Вот она, — донёсся до него густой, словно бронзовый голос. — Я привёл её, мой господин.
— Можешь идти. И забери эту… — послышался глухой удар, словно тело пнули ногой.
— Будет исполнено.
Послышалась возня. Всхлипывания девчонки затихли, и грабитель невольно подумал о том, что она должно быть, смертельно напугана. Притаившийся грабитель легонько потянул меч из ножен, как вдруг до него донёсся неявный звук. Что-то ещё находилось позади него на смотровой площадке башни. Грабитель молниеносно обернулся… и застыл. Ничего более невероятного он никогда не видел в жизни. Бесстрастно и неподвижно, словно бронзовый силуэт, на краю парапета стояла фигура.
Она была высокой, чуть выше человеческого роста, и тёмной, словно сама квинтэссенция ночи. Но самое поразительное в нём не было не это. За его спиной медленно, словно клочки исчезающего тумана, таяли огромные чёрные крылья.
Грабитель невольно вздрогнул. Фигура появилась совершенно беззвучно – вор не слышал хлопанья крыльев, не видел, как она прилетела. Она словно возникла из самого средоточия ночи – безмолвное и бесстрастное изваяния. Странным холодом повеяло от него, словно от древнего седого ледника. Крылья истаяли, и демоническое порождение ночи медленно шагнуло вперёд.