[Михаэль фон Барток]

Они чли законы гостеприимства и однажды когда в поселок, где жил Бальдур, пришли воины враждебного клана их усадили к пиршественному костру, что бы разделить тушу убитого днем раньше буйвола, но когда, насытившись, путники чуть отошли от поселка, Стрела-на-Ветру с его воинами бросились за ними в погоню и почти всех убили.
Дикари все время дрались между собой, стычки происходили постоянно, и Бальдур был уверен, что жрецам из Дулькуга и Дуата надо молиться, что бы ненависть между различными племенами и кланами разгоралась все больше.
Только эта постоянная резня не давала дикарям расплодиться в количестве немыслимом – в каждой семье было меньшее пятеро детей и выживали они – дети сильной, почти неистребимой расы – почти все.
Огненная Голова вместе с воинами давшей ему (хотя и ценой утраты свободы) приют деревни однажды отправился к расположенному в трех днях пути поселению, просто что бы «обновить кровь» воинов – то есть пленить и замучить нескольких врагов.
Душа замученного врага должна была вселиться в его победителей, но что бы обрести настоящую отвагу и могущество надо было съесть плоть убитого тобой воина.
Кубки воинов были сделаны из черепов убитых, и рядом с каждым домом высились колья, на которых скалились черепа врагов сраженных его хозяином, и дети играли в игры костьми.
Бальдур отказывался от людоедских трапез как мог, и хозяева снисходительно взирали на его слабость, не понимая, почему столь сильный и отважный воин, как Огненная Голова не хочет еще больше увеличить свою силу и удачливость, съев сырой печень поверженного им недруга.
Зато барон усердствовал в похождениях любовных, благо женское целомудрие среди дикарей ценилось ровно настолько, насколько его ценила сама хозяйка. Женщины варваров ему нравились – они до странности хорошо следили за собой, даже умащивая тела какими-то маслами, со стройными, хотя на куртуазный вкус может быть и излишне крепкими телами, в делах плотской любви – ненасытными и раскованными. Правда, привлекательны они были только в самом цвете молодости, уже средний возраст превращал их в мужеобразных богатырш, отличающихся от богатырей, только если отсутствием бород, но, учитывая воинственность чернокожих, молодых вдов в селении было более чем достаточно.
Бальдур охотился, воевал, проводил вечера у очагов, не забывая делать записи в своем походном журнале. Дикари сочли это занятие колдовством и Бальдуру пришлось клясться всеми известными богами и демонами, в доказательство проливая кровь из своих запястий, что он не имеет целью украсть души воинов, которых он зарисовал на полях журнала.
Но потом какая-то часть их разума – древнего и вовсе не такого примитивного, указала чернокожим, что написание загадочных знаков – дело весьма и весьма почитаемое, и журнал барона оставили в покое. Писал же он туда все - но больше всего его интересовали легенды, рассказывающие о допотопной эре.
Дикари по-своему полюбили Бальдура, признав в нем великого сказителя («знали бы авторы той неправдоподобной и претенциозной ерунды, именуемой рыцарскими романам, что их писанина отчасти спасла мне жизнь, они бы ощипали на перья еще целое стадо гусей») и мастера, и даже предложили ему стать членом племени, приняв ночью в священной чаще «настоящее имя» и услышать в свою очередь настоящие имена своих новых соплеменников. Но Бальдур понимая, что как узнавшего настоящие имена его точно никуда не отпустят, отказался.
Стрела-на-Ветру разрешил ему уйти.
Разрешил уйти… легко сказать уйти. В этом племени он сумел прижиться, но как только он появится на землях другого клана его тут же убьют, или как чужака или как одного из враждебного племени.
Бальдур пребывал в размышлении, куда ему лучше направиться.
Самый простой путь лежал на Север — в страну Вагаду, которую они проплыли благополучно.
Вагаду была самой цивилизованной страной из всех Черных королевств, и с ней имели торговые связи и Империя, и Альхамбра, и Аль Имад. Потому, добравшись до какого-нибудь порта в Вагаду можно было рассчитывать найти корабль, что загрузившись слоновой костью отправляется на Север, и уплыть с ним. Это был самый простой план, пригодный к осуществлению, но что-то в нем смущало барона.
В таком случае он вернется, не выполнив поручения, сбежав на полпути в Ваальстранд.
Не он разбил корабль, но он же не погиб и даже не пострадал при крушении, значит, чисто теоретически он все еще был королевским посланником на пути в Ваальстранд.
Этот путь таил в себе такие опасности, что чувство долга боролось в сердце Бальдура с опасением за свою жизнь и простым здравым смыслом и все время проигрывало.
Вот и сегодня Бальдур бродил по берегу моря, собирая моллюсков, и с тоской смотрел то на север, то на юг.
Барон уже собирался уходить с берега, когда краем глаза увидел белый треугольник паруса...
Нельзя было сказать, что сердце от радости выпрыгнуло из его груди.
Парус мог принадлежать кому угодно, и скорее всего это были работорговцы из Дуата или пираты Варварского Берега, которых алчность завела столь далеко на юг. Причем судно явно шло к берегу, видимо пополнить запасы пресной воды.
Потому барон, расположившись на горячих от солнца камнях принялся ждать, пока корабль не подойдет настолько близко, что бы можно было разглядеть, кому он принадлежит.
Вскоре его тоже заметили.
На лицах мореходов было огромное изумление. Белый человек, хотя бы и полуобнаженный, словно дикарь, это было последнее, что ожидали увидеть они, забравшись южнее страны Вагаду.
Бальдур меж тем едва ли не приплясывал от нетерпения и восторга.
Судно было рыбачьим шлюпом, на каких ходят в море интильцы. Явно не предназначенный для столь длительных переходов, кораблик, однако с честью вынес все тяготы странствия через бурные воды.
На борту его виднелся один чернокожий — несомненно, проводник, прочие же были белыми.
Корабль встал на якорь у скалы, о которую когда-то вдребезги разбилась «Звезда» и мореходы спустили шлюпку, в которую сели пятеро вооруженных мужчин.
Когда первый из них ступил на берег, Бальдур приосанившись (учитывая скудость его одеяния это выглядело скорее комично) представился.
– Барон Бальдур фон Барток, к вашим услугам.
Осмотрев загорелого голодранца, без рубахи и штанов, зато при мече, высокий, светловолосый юноша, державшийся как старший в небольшом отряде, явно чувствуя себя не в своей тарелке кивнул,
– Балиан сын графа Лименожского.
– Клянусь Солнцем! - раздался вдруг из-за спины Балиана изумленный голос. - Барон! Это в самом деле вы! Не ожидал увидеть вас живым!
Вперед шагнул, протягивая руку, могучий в плечах, черноволосый воин, годами чуть старше Балиана, но уже выглядевший ветераном многих сражений.
– Конрад Даннаец! - Бальдур до хруста сжал сильную ладонь. - Здравствуй, старый товарищ!
Мужчины обнялись.
– Граф, этот человек в самом деле барон фон Барток, ручаюсь своей головой. - повернулся к изумленно взиравшему на теплую встречу молодому Балиану.
Конрад и Бальдур сражались плечом к плечу во время Похода Четырех Держав. Барон командовал тейчтумской рыцарской конницей, а Конрад в начале кампании бывший простым рыцарем, к концу ее возглавлял имперских рейтар. Им часто приходилось общаться на советах и вместе водить в бой своих людей. Молодые военачальники прониклись друг к другу уважением, которое не переросло в крепкую дружбу просто потому, что новым знакомцам некогда было переговорить о разном за кубком вина, все их мысли и дела были посвящены войне.
- Что ж, раз Конрад… Рад приветствовать вас барон… - неуверенно сказал юный граф.
- Мы направляемся на юг, барон. Вы присоединитесь к нам в этом путешествии?
- Кажется у меня не самый большой выбор! – рассмеялся Бальдур. – Или плыть с вами, или остаться здесь ждать другого корабля, который увезет меня в родной Тейчтум! Пожалуй, я к вам присоединюсь.
- Рады будем взять вас на борт, барон.
Бальдур помог новым знакомым пополнить запасы пресной воды. Хотя он и пытался напустить на себя равнодушие, все равно с языка его сыпались вопросы.
Первая же весть с далекой родины расстроила Бальдура. Был убит Аларих. Хотя ни один тейчтумский барон не относился к монарху тепло, слишком уж жестко зажимал Аларих их старые вольности, фон Барток уважал своего короля. Аларих был сильным и мудрым правителем, и ему Бальдур был обязан собственным возвышением. Конечно, барон не бросился лить слезы, но все же сердце его потяжелело. Кроме всего прочего Аларих не умер своей смертью, а был убит, и это сулило Тейчтуму новые кровавые смуты.
Вторая весть – о прекращении перемирия между Аль-Имад и странами Запада, заставила Бальдура выбраниться последними словами.
- Как это они разорвали перемирие? Нечестивые псы! Стоило посылать Бодуэна спасать их от пустынных шакалов, что бы всего лишь через год… Порази их молния! Даннаец, ты ведь был с Бодуэном в проклятом походе? Значит, зря ты убил то чудовище!
- Ты не прав, Бальдур. Имадийцы враги, но враги человеческого рода, а те, кто пришел из Пустыни… Тебя не было там, ты не видел того, с чем столкнулись мы. Конечно, грустно, что скоро нам снова придется стать врагами с имадийцами, но я все равно считаю правильным, что помог Ильдериму изгнать отродья Хаоса.
- Не стану судить о том, чего не видел, Конрад. И все же я привык придерживаться той мысли, что враг моего врага мой друг.
На корабле Бальдуру дали матросскую одежду, и он, облачившись в нее, поначалу чувствовал себя неудобно.
- Простите, барон за этот наряд, просто ничего более подходящего…
- Ах, пустяки, здесь я привык и вовсе обходиться этим рубищем! – отмахнулся Бальдур, но про себя не мог не отметить, что облачение в одежду жителя цивилизованного мира как-то подействовало на него, заставив вспомнить и осанку и манеру жестикулировать, присущую белому человеку. «Все-таки по-настоящему одичать я не успел» - подумал Бальдур.
Все время, что он общался с новыми попутчиками, Бальдур не спрашивал их о целях странного и опасного путешествия, которое они предпринимали, а сам Балиан и его люди пока хранили это в тайне.