[Пелиас Кофийский]

***
Конан молча повернул голову и смотрел на неё. Она была красива, даже очень. Красива такой мягкой, девственной красотой, которой бывают красивы очень юные девушки. Солнце игралось в её волосах, золотило их, словно заблудилось. Её кожа казалась присыпанной золотым песком. Нагрудная повязка… или хитон?... или туника?... или что это в общем на ней было? Едва-едва прикрывала её спелые юные груди, выпирающие из ткани и наполовину обнажённые сверху. Её стройный стан переходил в округлые бёдра, прикрытые набедренной повязкой странного покроя, совсем-совсем короткой, так что наклоняться уж точно в ней было небезопасно; из под странной светло-голубой ткани тянулись длинные, красивые, крепкие и загорелые ноги. Заканчивались они изящными ступнями в сандалиях. Конан не рассматривал её подробно; все эти подробности почти мгновенно зафиксировались у него в мозгу. Так или иначе, думал, я умираю. И ему было всё равно куда смотреть. А на неё смотреть было приятно. Его внутренности переплелись в тугой, раздираемый болью клубок. Левая рука едва слушалась, даже пальцы сгибаться не хотели. Да и правая была не лучше. Было глупо пройти столько битв, сразиться с сотнями опасных противников – и умереть на берегу моря, насмерть разбившись об окаймляющие остров острые коварные рифы. Грудь немилосердно ныла, но в сравнении с болью, которая терзала его внутренности, это была ерунда. Солнце светило не так уж и сильно, как внезапно подумал он. Это просто показалось ему по первой. Солнце играло на море бликами, разбиваясь крохотными золотыми огнями на волнах. Золотая дорожка тянулась по океану. Облаков было мало, они клубились розовой дымкой у самого горизонта. Пляж был безлюдным и одиноким. Пальмы возносились вверх мохнатыми, чешуйчатыми стволами, шелестели ажурными, слегка подпаленными солнцем длинными листьями – они развевались, как флаги. Море с мерным шипением на бегало на берег – такое ласковое и нежное, совсем непохожее на бурное и чёрное, ледяное и дьявольски опасное ночью. Тонкая белая полоса вилась чуть-чуть подальше от берега – там, где под водой вставали острые рифы. Именно там, где его встретила и нашла смерть. В том, что он умрёт, Конан почти не сомневался. Остатков корабля кругом видно не было. То ли они выжили во время этой безумной бури, то ли корабль разбился где-то далеко от того берега, куда выкинула его. Кровавый туман медленно заползал на его глаза. Но пока он ещё видел берег. Берег, море, её. Его губы искривились в последней, предсмертной усмешке. По крайней мере, это было не худшее, что он увидел в жизни. Скоро его застигнет завывающая, тёмная, вечная буря. Исхлёстанная ветром темнота, куда попадают все после смерти. Он посетил множество королевств и видел храмы многих богов. Разные люди верили в разных богов. Но он почему то был уверен, что его ждали холодные серые равнины бесконечной мглы, истерзанный ветром мрак, последнее пристанище мёртвых. И он не боялся его. Видит Кром, он многое успел повидать в жизни. И он улыбался. Море, небо и прекрасная девушка рядом – это лучше чем ледяное море. Пусть это будет его последним воспоминанием, которое он унесет в мрачное царство смерти. А впрочем, быть может, он и не думал. Его мысли не были оформлены каким-то определённым, чётким образом. Скорее они походили на трепет крыльев мотылька или последний трепет огонька на фитиле потухающей свечки. Ещё мгновение – и погаснет. Но прежде чем этот, последний миг наступил, он ощутил на своих губах касание чего-то мягкого и тёплого, словно поцелуй, а потом ему в губы влилось что-то обжигающее, отвратительное и резкое на вкус. Все его рецепторы словно вспыхнули огнём. Он не успел окончательно провалится во тьму. Он закашлялся, её грудь пронзила боль с новой силой, а потом его снова вырвало.
****

Добавлено через 1 минуту
****
Она сидела рядом с ним, аккуратно ощупывала его сломанные рёбра, стирала кровь и обрабатывала царапины жидкостью из красной бутылочки. И пыталась унять бешено колотящееся сердце. Боги Моря! Как он смотрел на неё! Как смотрел! Она не смогла бы описать этот взгляд. Потухающий взгляд. Сидя у той скалы, он умирал и, тем не менее, смотрел на неё, и улыбался. Эта улыбка была страшной из-за безжалостно разбитых губ, и всё-таки она была. Она заметила эту слабую тень улыбки, тронувшие его губы. Последняя тень улыбки того, что ускользал в Царство Смерти. Это был странный взгляд, и дрожь от этого взгляда всё ещё никак не хотела уходить из её коленей. Он не смотрел на неё как пылкий любовник или трепетный воздыхатель; о нет. Он смотрел на неё, как на приз, как на сокровище, как дикий зверь на вожделенную самку. И тем не менее её колени дрожали, и это странное ощущение, до странности сладкое, покидать её никак не желало….