[Blade Hawk]

Майкл Мэнсон «Пламя Митры и сотонинская дочь»

Конан посильнее сжал рукоять верного меча, вот он, настал тот час, к которому он так стремился последние тридцать лет…
Он, Конан, смалу понял, что его судьба отнюдь не в том, чтобы поклоняться темным и сотонинским богам своей проклятой светлым боженькой Киммерии. Его долг служить на благо Митры и его невиенно распятого пророка Эпимитреуса. И ради этой цели Конан был готов пойти на все – отринуть обычаи свой родины, предать кровавого злобного упыря Крома и уж тем более он был готов пребывать годами в анальном рабстве у митрианцев. Это было мечтой Конана – готовить еду, стирать, подметать полы и чистить парашу, ибо если не он, то кто еще готов загнать себя в добровольное рабство?
И вот спустя двадцать лет унижений, каждодневных мытарств Конан получил шанс проявить себя на ристалищах Хаббы, где во славу пресветлого Митры, любящего всех людей как своих детей, лилась ручьями кровь.
Так Конан стал митроносцем, и свой долг он видел лишь в том, чтобы нести Пламя Исконного Учения по странам и весям. Тех же, кто не хотел принимать истинную веру, ждала мучительная смерть. Поэтому Конан и оказался в Ванахейме, призвать северных варваров обрести новую веру, несущую им свет и любовь, анальное рабство и бессмысленное поливание крови на аренах, на потеху пресветлому боженьке. Но северные варвары, погрязшие в разврате, убийствах не во славу Митры даже не хотели его слушать. Зря киммериец рвал горло, убеждая проповедями тупых варваров, что убить человека просто так и убить человека ради добренького боженьки – разные вещи. Проклятые ваниры лишь смеялись над его доводами. И Конан, обливаясь горючими словами, но не переставая молиться уничтожил под корень всех недостойных. Почти всех. Остался лишь один дикарь…
Конан-киммериец стал на колени в снег и горячо молился Митре, он всегда так делал перед боем, проводя часы в смирении и молитвах.
- Молись своим языческим богам собака! – произнес Конан, ибо сейчас я тебя покараю именем Митры!
Но проклятый богохульник и не думал потратить последние мгновения жизни на это и лишь поносил последними словами Конана.
Схватка долгой не была, благодаря молитвам и помощи Митры Конан расколол череп язычника как гнилой орех. Едва он успел опуститься на колени, чтобы помолиться за нечестивую душу, как вдруг раздался смех.
- Это что такое? Неужели я не всех повырезал именем Митры?!
Конан поднял со снега горящие синие глаза. Так и есть, девчонка лет пятнадцати каким-то образом уцелела в кровавой бойне, которую устроил Конан (благословленный лично Пресветлым) напав на беззащитных людей.
- Поймай, меня если сможешь – насмехалась богопротивная язычница, легко перескакивая с сугроба на сугроб.
- Остановись блудница и дай себя убить! – орал Конан пытаясь ее догнать. Но лишь звенящий смех был ему ответом.
Они бежали уже несколько часов, Конан берег силы и молился, лишь изредка позволяя себе помянуть Митру вслух и в очередной раз призвать грешницу одуматься. Особого успеха это не возымело.
Наконец девчонка остановилась и звонким голосом произнесла:
- О Бафомет и Азраил, я принесла вам жертву!
Из земли полезли чудовищные монстры отвратительные самой митрианской сущности Конана. С приспешниками Сотоны у Конана разговор был короткий, посему как обычно молитвы и Сила Митры позволил Конану уничтожить врагов. Девчонка, окаменевшая от такой быстрой расправы, испуганной ланью понеслась вперед, киммериец с сияющим мечом – следом. С каждым шагом Кона был все ближе к ней, и тут беглянка не выдержала:
- О Люцифер, взываю к тебе, спаси дщерь свою!
Чик … и она исчезла. Киммерийцу оставалось лишь бессильно грозить небесными карами исчезнувшей язычнице. Помолившись, Конан продолжил свой путь, его и его милосердный меч ждали миллионы заблудших людей, жаждавших умереть во славу Митры.

Chertoznai (c)

Хаецкая\Семенова – «Дочь Чернобога»

Стих оглушительный грохот мечей и огромных боевых секир, боевые крики и протяжные стоны раненных и увечных не тревожили больше обледенелую покрытую окровавленным глубоким снегом холодную огромную плоскую равнину под мрачно-свинцовым хмурым синим зимним небом. На окровавленный ледяной снег снизошла оглушительная и звенящая тишина, настолько тихая, что казалось, будто слышно поступь полярного суслика, крадущегося за добычей. Белесое студеное негреющее Око Пресветлого солнца, еще недавно заливавшее миллионами ярких отблесков, подобных граням алмазов, сапфиров и рубинов искрившееся в прозрачных огромных и снежных глыбах льда, отражалось миллионами бликов теперь в разбитых всмятку панцирях и щитах, седлах и лыжах, в лезвиях боевых чудовищных топоров, в изломанных стальных, богато изукрашенных клинках, что яростно сжимали холодеющие отсеченные длани руки погибших витязей. Мертвые, не дышащиевоины ратники крепко-накрепко судорожно сжимали мечи и топоры,держали оружие, словно не веря своим мертвым глазам, что последний их бой завершен с разгромным счетом. Все было залито алой кровью, меховые армяки и кафтаны, кожаные чуни, обломки туесов и стрел указывали на то место, где погибли лучники. Их буйные головы витязей в рогатых шлемах с поносьем и бармицей запрокинулись прямо вверх, к клокочущим неистовым небесам; бороды, рыжие медно-красные и золотистые золотые, как огонь первых лучей солнца над Гирканской степью, торчали неистово и неумолимо вверх, погасшие стеклянные очи отражали лишь пустотуглаза и были обращены к далеким северным горам — туда, где в Ледяных Чертогах властвовал ЧернобогИмир, Ледяной Исполин, бог и повелитель Царства Мертвых,владыка воинственного племени северян.

Chertoznai (c)