[Пелиас Кофийский]

Дело о кофейных девочках

За окнами гигаполиса занимался новый день. Оба солнца всходили, заливая нежным, жемчужным сиянием небосклон. Снега Новых Гаваев, состоящие исключительно из замёрзшего кислорода, сверкали, словно алмазная крошка.
Мрачный, хотя и величественный пейзаж навевал некоторую меланхолию. Возможно именно это было причиной лёгкого раздражения, промелькнувшего на лице высокого ухоженного мужчины лет тридцати пяти, в изорванных синих джинсах и лабораторном халате. Он стоял, опираясь на стол одной рукой, а другой рассерженно помешивал зеленоватое содержимое колбы.
Его собеседник пребывал в состоянии несомненной ажитации. Это был невысокий, сутулый блондин, облачённый в форменную одежду внутреннего сыска. Он расстроено мял в руках снятую фуражку. Отираясь возле стола, он несколько раз едва не опрокинул штатив с пробирками. Заметив это, мужчина в халате страдальчески поморщился.
— Анатолий Петрович! Отойдите, пожалуйста, от стола. Вы заляпаете мне своими бактериями рабочую поверхность. Станьте лучше вон там, под ультрафиолетовой лампой… да не бойтесь, она не включена.
— Какие бактерии, — попробовал робко возмутиться посетитель. — Я ведь, Эразм Викторович, миленький, в лучшем виде…. Я и руки помыл…
Его визави возвёл глаза к потолку.
— Руки помыл! — со вздохом прокомментировал он вам. — Да будет вам известно, любезный мой ведущий следователь по уголовным делам Нью-Рок Сити, что на поверхности вашей кожи находится неимоверное количество как совершенно безвредных, так и потенциально болезнетворных лактобактерий, стафилококков, стрептококков и других представителей микрофлоры, от которых просто невозможно избавиться таким простым образом. Вы мне опыт срываете, ей-богу. Излагайте, наконец, что у вас там за дело.
Посетитель в некотором испуге покосился на свои ладони, однако же всё-таки взял себя в руки, робко пристроил фуражку среди реторт и чашек Петри и жалобно вытянул вперёд шею:
— Эразм Викторович! Дело-то в высшей степени загадочное. Я знаю, как вы заняты на посту заведующего лабораторией пренатальной космобиологии…
— Да-да, — рассеянно подтвердил Трубецкой. — Нам как раз недавно удалось выделить новую форму полигалактуроновой псевдожизни с тремя парными, неконьюгирующими псевдоподиями….
— …но люди-то умирают! Голубчик! Я вас умоляю: не подведите! Христом Богом прошу. Я знаю, что вы отошли от дел и больше не практикуете, но ведь люди! Мрут как мухи. Без вас не справимся. Да и начальство…. Погонят ведь взашей…
Эразм нахмурился.
— Мрут, говорите? И, позвольте узнать, от чего же они мрут?
— О! — оживился его визави. — Дело то интереснейшее, необычное. Чистейшая мистика, бесовщина какая-то, не приведи Господи. И главное – всё в 12 секторе…
Эразм Викторович внезапно хмыкнул и заложил руки за спину.
— В 12 секторе, говорите? Мрут? Да неужто больше обычного?
Его собеседник весь покраснел и стал заикаться, отчаянно глотая слова.
— Ну так… да, двенадцатый, как и есть…. Так ведь понимаете, в чём тут дело… Не от, кхм, естественных, мрут причин, как бы не так. Всё начинается с прихода темнокожей девочки….
— Темнокожей девочки? — изумился Трубецкой, да так сильно, что даже колбу с супернатантом помешивать забыл.
— Ну да. Темнокожей, — охотно пояснил ему гость. — Самая что ни на есть, чёрная, так и есть! Чёрная, как агат! Ну вот прям как, ну… да вот как стул, на котором у вас колбы стоят!
Эразм Викторович невольно покосился на стул.
— Приходит она к ним, значит, уходит, – и всё, труп готов. Мрут они. Сердечный приступ. Сердце останавливается. И главное, видеозаписи камер-то есть, а девочки нет как нет! Прямо как в воду канула… Выходит из блока, и испаряется, как привидение. Завернёт за угол и не вывернет. Просто дьявольщина какая-то. И что самое интересное, всегда приходит к ним с кофе. С большой такой чашкой кофе в руках. Выпить предлагает. И кто пьёт, кто не пьёт, а конец всё равно один…. У нас уже на руках десять нераскрытых преступлений. Что делать, и не знаю….
— Девочки с кофе? Чернокожие? — медленно протянул заведующий лабораторией пренатальной космобиологии, и обнадеженный визави заметил, как у него в глазах медленно разгорается интерес. — Это меняет дело. Пожалуй, я этим займусь.
***