[Blade Hawk]

Цитата: Напряженное, покрытое шрамами лицо Конана потемнело от бешенства, кольчуга его была порвана и залита кровью, а меч окрасился пурпуром по самую рукоять. Покров цивилизации слетел с него в пылу битвы, сейчас он был варваром, насмерть стоящим против завоевателей. Киммериец родом, он вел свою родословную от порывистых и хмурых горцев севера, и сага о его пути, от морского корсара до короля Аквилонии, породила многие песни, славящие подвиги Конана. — А я дарю тебе смерть, чернокнижник! — проревел король, и меч, ведомый стальными мышцами и кипящей ненавистью, уже готов был рассечь жреца пополам. Но Тсотха сделал молниеносный шаг вперед и ладонью коснулся левого плеча короля в месте разрыва кольчуги. Лезвие меча бессильно опустилось, а одетый в сталь богатырь недвижно свалился на землю. И, ничего не заподозрив, король Аквилонии перешел границу и встал против «врагов», тайно заключивших союз. «А все‑таки боялись, — подумал Конан. — Боялись… Против пяти тысяч — две армии! Боялись…» Робость свернулась в души королей, робость перед дикой силой, дремлющей в теле варвара. И лишь Тсотха не поддавался этому чувству. — Наши желания быстро превращаются в наши возможности, — наконец сказал жрец. — А желание наше — расширить пределы королевства Коф. — И для этого, грязный боров, вы хотите заполучить мою страну?! — прохрипел Конан. — Ты обыкновенный нахал, завладевший короной, на которую у тебя прав не более, чем у любого варвара‑разбойника, — отпарировал Амальрик. — Но несмотря на прошлое, мы готовы дать тебе некоторую компенсацию. — Компенсацию? — из могучей груди киммерийца вырвался взрыв хохота. — Или плату за бесчестье и предательство? Если я варвар, так я должен продать свое королевство и народ его за цену жизни и вашего подлого золота? Ха! А как же ты сам добился короны, ты и черномордая свинья рядом с тобой?! Ваши отцы преподнесли вам короны на золотых подносах! То, что вы унаследовали, не шевельнув и пальцем, — кроме отравления нескольких братьев — я завоевал себе сам! Восседаете на бархате, пьете вино, в поте лица изготовленное вашими подданными, и болтаете о святом праве наследования — ха! Я вскарабкался на трон из бездны нагого варварства, но свою кровь я проливал так же легко, как и чужую. И если кто‑то из нас имеет право властвовать над людьми, то, клянусь Кромом, — это я! В чем ваше преимущество? Я застал Аквилонию под игом свиньи, подобной вам — подлеца, кичащегося тысячелетней родословной. Страну терзали распри между баронами, а народ задыхался от гнета, налогов и беспощадно взимаемой дани. Сегодня же ни один из аквилонских вельмож не осмелится обидеть беднейшего из моих подданных, а повинности населения, пожалуй, самые легкие во всем свете. А вы? Твой брат, Амальрик, владеет восточной частью твоего королевства и всеми силами стремится сесть на твой трон. А наемники Страбона в эту минуту осаждают замки десятка взбунтовавшихся баронов. Народы изнывают в тенетах поборов и податей, но вам мало — вам надо ограбить и аквилонцев! Будь мои руки свободны — с каким наслаждением я размозжил бы ваши черепа о мраморные плиты! — Вы хотите превратить меня в того, кем я был, прежде чем перешел границы Аквилонии и стал наемником ее тогдашней армии? Да еще с клеймом предателя на лбу? — зловеще раскатился смех Конана. — Значит, Арпелло! Я подозревал этого пелийского мясника, чванящегося следами королевской крови в своих жилах! И его руками ты хочешь править Аквилонией? От твоих разговоров на милю смердит мошенничеством! Скорее мы встретимся в аду! Конан ответил яростным киммерийским проклятием, а его рык сотряс воздух с силой, способной разорвать барабанные перепонки обыкновенного человека. Тсотха издевательски расхохотался и вышел. Решетка встала на место, и король еще успел увидеть удалявшийся грифообразный силуэт. Тяжелые двери с грохотом захлопнулись, и наступила тишина — Многим пришлось рискнуть мне ради сегодняшней встречи! Смотри, Амра — вот ключи от твоих цепей, украденные у спящего евнуха. Что дашь за них? — Десять тысяч золотых лунов! — быстро ответил Конан, чувствуя учащенное биение сердца. — Мало! — крикнул негр. — Слишком мало за такой риск! Любимцы Тсотха‑ланти могут выползти из тьмы и сожрать меня, а если Шукели узнает о случившемся — он подвесит меня за ноги. Мало! Так что ты дашь за ключи?! — Пятнадцать тысяч и дворец в Пуатене, — бросил Конан. Чернокожий радостно взвизгнул и высоко подпрыгнул, давая выход своей радости. — Больше! — выкрикнул он. — Хочу больше! Что дашь? — Черный пес! — неистовая злоба овладела королем. — Был бы я свободен — дал бы тебе сломанную шею! Или Шукели послал тебя поиздеваться надо мной?! — Шукели не знает о том, что я здесь, белый человек, — ответил невольник, вытягивая шею так, словно хотел заглянуть в душу Конана. — А я знаю, знаю тебя давно, с тех времен, когда я был вождем свободного племени, прежде чем стигийцы поймали меня и продали на Север. Помнишь ли ты взятие Адомби, когда твои морские волки ворвались в город? Ты убил вождя перед дворцом короля Айяги, другой вождь сумел уйти — убитым был мой брат, Амра, а тот, кто бежал, был я! Хочу цену крови, Амра! — Освободи меня — и получишь столько золота, сколько весишь сам! — сказал Конан. — Что?! — в ужасе воскликнул король. — Пелиас? Чернокнижник, соперник Тсотха‑ланти, исчезнувший из этого мира десять лет назад?! Ненависть во взгляде змея стала уступать место дикому страху. Он завертелся на месте, внезапное дуновение воздуха коснулось лиц людей — и рептилия исчезла в глубинах тоннеля. — Клянусь Кромом! — удивленно пробормотал Конан. — Что могло так напугать эту тварь?! К чертям! — хрипло сказал Конан, наполняя хрустальный кубок и передавая его Пелиасу. Сам же варвар ухватил пузатый кувшин и сделал глоток прямо из горлышка, вздыхая от удовлетворения. — Пес Тсотха знает толк в вине! — Конан отер губы ладонью. — Но во имя Крома, Пелиас, неужели мы будем ждать здесь, пока проснувшиеся кнехты перережут наши глотки? — Не беспокойся, приятель, — спокойно ответил Пелиас, — лучше ответь: не хочешь ли ты посмотреть, как идут дела у Страбона? Глаза Конана метнули голубые искры, и суставы пальцев побелели на рукояти меча. — Попадись мне этот ублюдок на длину клинка! Конан узнал знакомый пейзаж: равнина плавно опускалась к широкой реке, за которой высилась горная гряда; на северном берегу реки стоял город, окруженный стенами и рвом, обоими концами упиравшимся в реку. — Во имя Крома! Это же Шамар! Псы Страбона осаждают его! Захватчики перешли реку; шатры их стояли на узкой полосе ровного пространства, между взгорьем и городом. Воины толпились под стенами, оружие их блестело в слабом лунном свете; со стен и башен летел град стрел и камней; нападающие дрогнули, откатились и вновь возобновили штурм. Конан открыл было рот, чтоб выругаться, но в шаре уже возникло иное изображение: в тумане появились стрельчатые крыши дворцов и сверкающие купола храмов — король видел Тарантию, свою столицу. Город был охвачен растерянностью и паникой. Изображение потемнело и исчезло. — Проклятье! — бесновался Конан. — Стоило потерпеть одну неудачу, как весь мой народ отвернулся от меня! — Это не так, — прервал его Пелиас. — Твоим подданным объявили о смерти их короля, и они решили, что никто не защитит их теперь от внешнего врага и гражданской войны. Вполне естественно в таком случае признать власть сильнейшего вельможи, во избежание ужасов борьбы за трон; памятуя былое, они не верят пуатенцам, а под рукой оказался Арпелло — могущественный принц центральных провинций. — Когда я вернусь в Аквилонию — его обезглавленный труп сгниет на помойке у Башни Предателей! — Увы! Страбон достигнет столицы ранее тебя, — хладнокровно прервал его Пелиас, — а армия кофийцев разграбит твое королевство. — Ты прав! — Конан взбешенным тигром заметался по комнате. — Даже на лучшем коне я не достигну Шамара к полудню, но и даже успев, я смогу лишь погибнуть при падении города. А ведь он падет, падет через несколько дней! — В обмен на марионеточный трон Арпелло согласится стать вассалом Страбона, но в нужный момент поднимет мятеж. Бароны его не поддержат, и это будет легальным поводом для кофийцев захватить твое королевство. — О Кром, Имир и Сет! Если бы у меня были крылья, чтоб долететь до Тарантии! — Садись и лети. Будешь в Тарантии перед рассветом. — Клянусь Кромом! А ты? Не могу же я бросить тебя одного среди врагов! Арпелло окаменел. Потом, оправившись от ужаса и удивления, он выхватил меч и с криком бросился на Конана. Киммериец легко парировал удар, отбросил свое оружие и, схватив пелийца за волосы и пояс, поднял над собой извивающееся тело. — Забирай свою подлость домой — в Ад! — прорычал он и швырнул принца в стопятидесятифутовую бездну. — Вот мы и сошлись снова, чародей! — злобно засмеялся варвар. — Держись подальше от своей смерти! — по‑шакальи взвизгнул Тсотха. — Я сдеру кожу с твоих костей! Не в твоей власти победить мага! Даже разрубленный на куски, я срастусь вновь для того, чтобы отправить тебя во тьму! Вижу, вижу руку Пелиаса — но я, Тсотха, сын… — Во имя Крома! — простонал изумленный король. — Да поглотит Ад все чародейские штучки! Пелиас поступил со мной по справедливости, но не хотел бы я встретиться с ним еще раз… Лучше уж иметь в руке благородный честный меч и порядочного врага, в которого этот меч можно всадить! Проклятье! Чего бы я сейчас не отдал за кувшин старого вина…

Роберт Говард. Алая цитадель.

Считаем восклицательные знаки, наблюдем за темпераментом короля, его эмоциями. По мнению Пелиаса Конан - инфантильный мудак! По мнению ХЕВ Конан гопотическое хамло и тупорылый не дипломат!