[Пелиас Кофийский]

Наконец, они замерли друг напротив друга – глаза переменчивого огня напротив полыхающих голубых льдинок – и Конан почувствовал, как чудовищная атака обрушилась на его мозг. Глаза чудовища иссушали; они словно выпивали его жизненные силы. Странные видения выныривали из лабиринтов его подсознания, подавляя волю и погружая душу в кипящие бездны; но порождение пекла недооценило силу воли и духа киммерийца. Невероятная ярость поднялась из глубины его души, ярость против отвратительной магии и непрошенного вторжения; и, подобно, своим могучим рукам, эта ярость стиснула волю демона в ментальных тисках, взяв его в плен. Чудовище удивлённо вздрогнуло, обнаружив силу воли, не уступающую его собственной; а в следующий миг Конан ощутил отголосок паники – паники существа, никогда не ведающего страха, когда оно осознало, что воля киммерийца превосходит его собственную. Шаг за шагом Конан вёл наступление на это неописуемое создание; подобно тому, как руководят наступлением армий владыки держав. Он чувствовал жуткие бездны, охваченные его яростным разумом; кошмарные тайны и неестественные желания таились в них. Всё его существо вздрагивало от омерзения, когда до него долетали отголоски мыслей реализованного кошмара. Но это ни на миг не ослабило его несгибаемой воли. Его железная сила неумолимо стискивала чудовище в неодолимых объятиях. И в какой-то момент сопротивление демона лопнуло, словно мыльный пузырь. Мелькнув угрюмым крылом, исчезла его чудовищная сущность, забрав с собой омерзительные кошмары, которые иссушали его мозг; а в следующий момент изменения коснулись и материального мира. Конан увидел, как фигура демона источается, словно тая; а в следующее мгновение она мигнула и погасла, как потухает огонёк свечи.
И в тот же миг словно что-то изменилось в пустыне; вместо фантастического, нереального места, она снова стала пустыней Ар-Шохра, привычно сереющей в свете мигающих звёзд. Конан тряхнул головой, избавляясь от чёрной паутины кошмаров, на миг опутавшей его мозг; и вот он уже снова было вождём зуагиров, уверенным в себе и неустрашимым. Победа заполнила его радостным опьянением, и ему захотелось расхохотаться во тьму ночи. Он глубоко дышал, впитывая холодный воздух, и, казалось, мягкий мерцающий свет звёзд и струи мягкого ветерка исцеляют его, подобно бальзаму.
Девушка вскочила и подбежала к нему; забыв обо всём на свете, она обвила его торс тоненькими руками и разрыдалась. Конан рассеянно провёл огромной рукой её по смоляной голове. Ужасы ночи, окружившие её, потихоньку растворялись; девушка тихонько всхлипнула, а затем утёрла слёзы и украдкой посмотрела на своего спасителя – страшного вождя зуагиров.
— Ну-ну, не бойся, всё позади, — с грубоватой лаской сказал он. — Оно убралось в свои проклятые чертоги, откуда и выползло. А ты кто такая?
— Я Хани, — чуть слышно шепнула она. — Дочь вождя Мукассара.
Она смотрела на него, и восхищение заполнило всё её существо. Он был огромен; его фигура затмевала перед ней звёзды. Голубые глаза на суровом лице сверкали чистым неукротимым огнём. Затаив дыхание, она всматривалась в его необычные, суровые и непокорные черты. Он был страшнее любого демона и могущественнее бога; только такой, как он, и мог победить страшного пустынного демона.
И, встретив взгляд этих восторжённых глаз, Конан улыбнулся в ответ. Кажется, он знал, чем всё это кончится – завтра о нём появится новая сказка среди зуагиров…