Хайбория: Новый Рассвет (совместный проект Зогара и Бартока)

[Зогар Саг]

Пикто-киммерийская война



Что же представляла из себя эта война, почему она столь незнаменита, и почему ей приписывают такое огромное значение?

Предыстория уходит во времена столь далекие, что они относятся скорее к мифологии, чем истории Хайбории. Так или иначе, кровная вражда между пиктами и киммерийцами отсчитывается со времен Атлантиды, если не ранее. С чего началась ненависть, установить, наверное, невозможно, но когда враждуют десятки поколений, она (ненависть) просто впитывается в кровь.

Тем не менее, несмотря на традиции взаимных набегов и обычаи вроде обтягивания щитов содранной с врагов кожей, изготовления чаш из черепов, варвары никогда не доходили до того, чтобы прямо угрожать самому существованию народа-врага.

Причина тому очевидна – сам уровень развития общества, а значит и военного дела. В условиях прозябания в вечном варварстве, через эфемерную границу рыскали туда и сюда отряды, насчитывавшие обычно от полудюжины, до трех дюжин молодых воинов. Для них такой набег был испытанием мужества. В некоторых кланах пиктов мужчина считался совершеннолетним, только если приносил голову врага. В результате и жертвы исчилялись единицами, в худшем случае – десятками человек. Обычно остальное время, что киммерийцы, что пикты проводили, враждуя между собой.

Но если пикты веками не меняли своего уклада, то киммерийцы оказались много гибче. Оставаясь собой, они сумели перенять у более развитых народов многие достижения. Конечно, это касалось почти исключительно военной сферы. Но вместе с военными навыками приходила и новая общественная формация. Выделилась военная знать. Хотя Киммерия оставалась страной закрытой, сильнейшие клановые вожди и «короли» - риаги племен, нередко контактировали с аквилонцами, а порой и немедийцами. Обычно эмиссары этих великих держав, вербовали северян в качестве наемников, или стремились заручиться их поддержкой.

В руках племенной верхушки скапливалось все больше сокровищ, а так же оружия, доспехов, лошадиных табунов. Все это только усиливало вековечную вражду среди самих киммерийцев. Но их привычная замкнутость понемногу уходила в область преданий. Киммерийцы участвовали в войнах, которые шли в вечном треугольнике Аквилония-Гиперборея-Немедия. Выступали обычно на стороне аквилонцев, но так как единства в Киммерии не было, враждующие кланы могли оказаться и по разные стороны.

Противостояние с ванирами приобретало характер настоящей войны между двумя государствами, а не обмена взаимными набегами «за славой». Собственно, все шло к появлению на севере «королевства Киммерия». Риаги главных племенных союзов – Ротай, Хелвирблайнд, Даонлох, Мебионлью и Тейрв, набрали могущество достаточное, чтобы их именовали «королями». День, когда кто-то из киммерийских вождей, самый жадный до власти, золота и славы, попытался бы провозгласить себя королем всей Киммерии, казался делом ближайшего будущего.
Аквилонцы, более всего заинтересованные в союзе с воинственными варварами, не скупились на подарки племенной верхушке. Налаживалась и какая-то торговля. При всей своей отсталости, Киммерии было, что предложить Империи в обмен на панцири, кольчуги и шлемы. Варвары перегоняли через горы табуны выносливых, почти неуязвимых для болезней, лошадей и огромные отары скота.

В то время трон аквилонского императора занимал Авл Атерний. Обычно этого правителя считают «последним достойным» императором старой династии. После его правления трон несколько десятилетий оказывался в руках людей мелких и недалеких. Но Атерний, энергичный, проницательный и коварный, воплощал в себе лучшие черты старой патрицианской знати, которая вовсе не выказывала в то время, смакуемых некоторыми любителями «острых» сюжетов, признаков вырождения и ослабления.



Главную угрозу Аквилонии, Атерний видел почему-то за Черноводной. Наверное, на него оказало большое влияние то, что в ранней юности, он чудом выжил в сражении с пиктами, которые напали на Зингару. Некоторое время, командовавший пограничным Зингарским Легионом, Атерний и когда пришел к власти, продолжал уделять крайнему Западу много внимания. В то время пикты, в самом деле, во-множестве населявшие Пустошь, переживали какой-то демографический бум.
Причина была обычной – освоение земледелия, которое способствовало росту населения, но отнюдь не смягчению нравов. Наоборот, имея запасы ржи для прокормления зимой, теперь дикари с утроенной энергией принялись за набеги на своих цивилизованных соседей.

Обычно в Империи пиктов как угрозу игнорировали, возлагая обязанности по охране границ на боссонцев. А все же случавшиеся набеги считались чем-то само собой разумеющимся, происходящим из природы вещей. С Запада приходят дожди и пикты – сделать с этим ничего нельзя.

Но Атерний мечтал навсегда избавиться от этой проблемы.

Вместе с тем, Атерний не мог игнорировать постоянную угрозу со стороны вечных врагов Аквилонии – Немедии и Гипербореи. Распылять силы на разные направления было опасно. В способности регулярных войск воевать в незнакомой им лесистой и болотистой местности, Атерний сомневался с тех пор, как сам чуть не погиб во время такого похода за Черноводную.

Вообще-то, в идее воевать руками одних варваров против других варваров не было ничего оригинального. И раньше аквилонские императоры пытались натравливать киммерийцев на пиктов и наоборот. Но Атерний подошел к этому вопросу с большим тщанием и энергией, чем его предшественники.

В попытках привлечь киммерийцев на свою сторону, император даже совершил поездку на север Гандерланда, где лично встретился с самыми могущественными киммерийскими вождями. Не тратя время на попытки манипулировать варварами, он прямо предложил плату за избавление Империи от пиктской угрозы.

Этого было мало, киммерийцы, конечно, хотели бы заполучить все дорогое оружие и предметы роскоши, которые им сулил император. Но требования варварской чести не позволяло им выступить просто наемниками. Поэтому Атерний пошел на невиданный шаг – его собственный сын Квинт отправился в Киммерию, чтобы там поклониться киммерийским святыням и повторить предложение отца перед большим советом вождей. В общем, миссия Квинта завершилась успехом. Но более мы этого отважного молодого человека на страницах истории не встретим. Вскоре он погибнет в пикто-киммерийской войне. Чтобы подтвердить свой статус «друга и союзника» Атерний пошлет Квинта сражаться на стороне киммерийцев вместе с небольшим отрядом.

Во время своего гандерландского путешествия, Атерний вняв мольбам какого-то разорившегося барона, принял на службу (простым солдатом своей личной гвардии), его сына. Пятнадцатилетнего юнца звали Вимарк, и это имя стоит запомнить. Сам он не добьется в жизни ничего выдающегнося. А вот его сына (и тезку) ждет великая судьба.
Одновременно с этим, эмиссары императора, начали переговоры с лигурийцами. Это было достаточно загадочное племя. Некоторая общность пантеона богов и обычаев, позволяет заподозрить в них родственников киммерийцев. Но вместе тем, это родство той степени, что самими «родственниками» редко осознается как таковое. Внешность не давала отнести их ни к одной известной семье народов. Они были крупного сложения и белокожие, но ни черты лица, ни цвет глаз и волос не позволяли объединить всех лигурийцев по единым признакам. Жили они раздробленными кланами, но выказывали большую, чем пикты, способность объединиться перед лицом врага.

История лигурийцев, как и многих народов, теряется во тьме веков, во временах расцвета Валузии.

Пережившие катастрофу лигурийцы, кем бы они ни были прежде, скатились до уровня варваров, и существовали в Пустоши, ведя примерно тот же образ жизни, что и пикты. При этом с пиктами они практически никогда не смешивались и враждовали так же непримиримо, как и киммерийцы. Впрочем, с киммерийцами лигурийцы так же постоянно воевали.

Как и киммерийцы, лигурийцы в большей степени, чем пикты, проявляли интерес к достижениям цивилизованных народов. Разумеется, прежде всего, в военном деле. Империя давно хотела сделать их федератами и использовать для защиты своих границ от пиктов, но ввиду отсутствия единства в стане лигурийцев, договариваться о таком было попросту не с кем. Теперь, однако, выказанная в неслыханных прежде размерах, щедрость, позволила переманить на сторону Аквилонии почти всех белокожих варваров.

Меж тем, киммерийцы еще зимой начали собирать большую армию.
Пикты, конечно, знали о каких-то приготовлениях в стане врага, но решительных мер по отражению нападения не предприняли. Или недооценили серьезность угрозы, или просто так и не смогли забыть собственные разногласия. Скорее всего, пикты так и не смогли вообразить масштабы готовящегося вторжения. Ничего подобного прежде не случалось, следовательно, не могло случиться и теперь. Они даже считать не умели до таких цифр, которые отражали количество собравшихся против них киммерийцев.

После столь долгого описания предшествующих событий, пересказ самих военных действий будет на удивление коротким.

Весной киммерийское войско вторглось в Пустошь.

Точно подсчитать его численность невозможно, но ввиду того, что в походе приняли участие все пять союзов племен, а каждый союз мог выставить несколько тысяч воинов, счет явно идет на десятки тысяч. Конечно, не каждый киммериец, способный носить оружие, ушел в поход. Оставлять без защиты собственные земли было бы самоубийством. Но все же цифра в двадцать пять тысяч воинов не кажется преувеличенной.

Двигаясь вдоль Черноводной, опасаясь углубляться в болотистые местности, киммерийцы наводнили центральные, наиболее населенные районы Пустоши. Никакой равной по численности армии, пикты, конечно, не могли выставить. Не потому, что их самих было мало, а потому, что даже ввиду надвигающейся армии врага, они не прекратили своих межклановых войн. Сопротивлялись они героически, но отвага не всегда может что-то противопоставить превосходящему числу и лучшему оружию. Многие сражения даже битвами не были, напоминая избиение безоружных. Настолько киммерийцы, лучшие воины которых одеты были в доспехи, превосходили сражавшихся по-старинке пиктов.

Конечно, для северян вторжение не обходилось без потерь. Но на каждый небольшой отряд, перебитый где-то на лесной дороге, приходилось несколько сожженных селений.

Киммерийцы убивали всех пиктов без разбора, не брали пленных, чтобы обратить их рабство. Целью своей, они, кажется, поставили совершенно стереть с лица Земли извечных врагов.

Книга Теана говорит о пирамидах из отрубленных голов и рук, которые воздвигали победители, об опустошенных и сожженных селениях, об убийствах женщин и детей, которые еще не могли держать оружие. В войнах между собой, или с другими северянами, асирами и ванирами, киммерийцы придерживались определенного кодекса поведения. Сейчас все «варварское рыцарство» было забыто. Речь шла о пиктах, которых киммерийцы прямо сравнивали с нежитью, с гулями. Поэтому они развлекались, сдирая с врага кожу заживо, расстреливая из луков бегущих пиктских детей, или соревнуясь, кто быстрее успеет обезглавить большее число коленопреклоненных пленных. Пределы жестокости были побиты. В оправдание своих зверств, киммерийцы, как будто справедливо, указывали, что среди пиктов все еще встречалось людоедство. А это было в их картине мира преступление, за которое подлежит истреблению не только сам преступник, но весь его род.
Конечно, больше было упоения победой.

В оправдание киммерийцев можно сказать только то, что если вдруг, по капризу судьбы, пикты прежде них освоили новые способы ведения войны, судьба потомков атлантов была бы такой же.

Но сейчас превосходящая сила и покровительство мрачного Бога Могильных Курганов, были на стороне северян.

Как только стало казаться, что пикты сумели объединить усилия, и нашли нужную тактику сопротивления, в спину им ударили лигурийцы.

Теперь у пиктов не было даже преимущества в знании местности и условий родной Пустоши. Лигурийцы знали их не хуже.
Только приближение зимы и известия о собирающихся на Севере ванирских ордах, заставили киммерийцев повернуть назад.
Они вернулись на родину по первому снегу, оставив лигурийцев одних продолжать начатое. Конечно, в одиночку, лигурийцы не могли расправиться с пиктами. Несмотря на чудовищные потери, пикты все равно превышали их числом. Но теперь, из балансирующих на грани выживания изгоев, лигурийцы превратились в самую большую силу Пустоши. Упустить такой подарок судьбы они не собирались, и продолжили воевать, только поставив себе более практичную цель – объединить Пустошь под своим началом.

Киммерийцы не вернулись ни через год, ни через десять лет. Следующий раз в Пустоши они появятся, только когда давление нордхеймцев заставит их податься на юг.

Причиной тому было не то, что киммерийские клинки напились крови досыта. Нет, началась новая война с Ванахеймом. Да и собственное киммерийское единство оказалось недолгим. Среди военных вождей начались привычные распри из-за доли в добыче, почестей и власти внутри племен.

На время Киммерия оказалась охвачена усобицей, которой не прекращалась несколько лет, несмотря на ванирские вторжения с севера.

Следующий раз киммерийцы станут единой силой только во время Гирканских Войн, и это опять продлится недолго.

Теану принято совершенно доверять, но тот факт, что пикты не исчезли после киммерийского вторжения, и достаточно скоро вернулись в качестве грозной силы Лигурийского Союза, заставляет усомниться в масштабах описанной им резни.

Нет сомнений, что священника поразила жестокость увиденного, а к пиктам он питал уже упомянутую, странную симпатию. И потому, кажется, что из-за душевного потрясения, он преувеличил число убитых.
К тому же, известно, что человеческий ум обманывается насчет больших сборищ людей. Известно, что иногда свидетели больших битв или походов, говорили, будто видели стотысячные армии. Тогда как архивы говорят о числах в десятки раз меньших.

Что-то подобное могло случиться и с Теаном. Нет причин сомневаться, что он видел, например, как река Черноводная от берега до берега была полна мертвых тел, которые победители сбрасывали в воду. Но надо помнить, что дело происходило в верховьях, где Черноводная совсем не похожа на ту великую реку, что впадает в Океан. Так что, скорее всего, плывущих трупов были сотни, а не «тысячи тысяч», как пылко утверждает Теан.

Но и преуменьшать масштабы разгрома тоже не стоит.

Народ пиктов не был истреблен, но совершенно точно ослаблен, и теперь долгие годы не представлял никакой угрозы для Империи. Пройдет довольно много времени, прежде чем неукротимая жизненная сила древнего народа, позволит ему хотя бы отчасти восстановить свою численность, и вернуться на арену Истории. Но это случится на жизни другого поколения.

Так, чужими руками, Авл Атерний решил «проблему Пиктской Пустоши». Это стоило ему много казенных денег и жизни собственного сына.
Правление Атерния завершится триумфом над Гипербореей. Но долго радоваться победе ни ему, ни Империи не довелось. Из туманных далей Востока возникнет новая страшная угроза – кочевая орда гирканцев.

Когда Атерний умрет, не оставив наследника, Аквилонию ждут тяжелые времена. В дни, когда мир хайборийских королевств сотрясался под ударами пришельцев с Востока, трон будут занимать несколько человек, каждый из которых оказывался слабее и неспособнее предыдущего.
Смерть императора была естественной, но внезапной. Какого-либо политического завещания или воспоминаний он не оставил. Но по воспоминания современников, из своих побед он выше всего ставил разгром Гипербореи.

Однако, течение истории покажет, что главную победу Атерний одержал в Пустоши.

Когда страна будет стоять на грани выживания, его наследники без страха снимут с западных границ войска, и двинут их против гирканцев.

Добавлено через 11 минут
Последние дни Старой Хайбории

То время это выглядело как эпоха противостояния всего двух больших игроков, Аквилонской Империи (включавшей уже Аргос, Зингару, Офир, частично Замору) и гирканско-туранского государства, контролировавшим все земли восточнее.

В свою очередь Гирканцы, хоть и прошлись грабительским походом по землям Коринфии, Заморы и Бритунии, откатились назад, на юг.
Ядром их державы оставался западный Туран, а важнейшими приобретениями стали земли Кофа, Хорайи, Хаурана и Шема, а так же север Стигии. Очень скоро пришедшие с востока завоеватели, хоть и не спешили смешивать свою кровь с завоеванными народами, приобрели их обычаи, отчасти переняли веру и культуру. Они помнили свою историю, гордились славой всадников, брезговали жить в городах. Но их «туранизация» была стремительна и необратима. Поэтому не прошло и века, и разница между гирканцами из-за Вилайета и их западными родичами стала столь сильна, что почти затмила общность происхождения.

Поклонявшиеся Огню, облаченные в шелка, блиставшие золотыми украшениями, любившие цветистую поэзию, западные потомки уроженцев Великой Степи смотрели на одетых в грубое сукно, наголо обритых, косноязычных и неграмотных восточных родичей как на варваров. Первые пили изысканные вина, вторые – кислый кумыс. Первые презирали вторых за примитивность. Что не мешало им вербовать за Вилайетом наемников, иногда целые армии.

Приходя на благословенные земли того же Кофа, степные дикари, не раз и не два выходили из повиновения, превращаясь в налетчиков, вновь подвергая опустошению земли вассалов своих номинальных нанимателей. Поэтому лучшим способом занять их, было отправить степняков грабить пограничные земли Империи и других стран условного Запада.

Немедия и Бритуния сохранились, хотя испытывали большое давление со стороны, как великого западного соседа, так и со стороны северных варваров, которые постепенно все больше проникали туда, и становились важной частью общества, сначала как воины-наемники, потом как поселенцы, а потом и как некое новое воинское сословие. Тем не менее, страны эти сохраняли свои прежние имена и в какой-то степени идентичность. Гирканцы, особенно новоприбывшие, не раз и два вторгались в эти страны, но каждый раз набеги были или отбиты или просто пережиты в укрепленных городах и селах. Это были завоевательные походы, а рейды небольших отрядов, внушавшие ужас, но не способные по-настоящему поколебать основы страны. Постепенно некоторые восточные варвары начинали искать службы уже у правителей стран Запада, которые использовали их как оружие друг против друга и заслон от основных сил с Востока.

Так на крайних восточных границах, что Аквилонской Империи, что на южных пределах Немедии и Бритунии осели «свои» гирканцы.
Гиперборея в виду географической удаленности, оставалась по большей части неуязвима для гирканских вторжений, но на нее так же усилился натиск варваров, с одной стороны асов, с другой пришедших откуда-то из полярных регионов вентов.

Буферное Пограничное Королевство приобрело все черты смешения старохайборийского и нордхеймского элементов.

Гандерланд, подчиненный Аквилонской Империи, продолжал играть роль некоего патриархального захолустья, но при этом и военного рубежа между Империей и большим Севером.

Киммерийцы продолжали оставаться вне большой истории. Вся их неукротимая воинственность уходила на взаимную резню с пиктами, асами и ванами. Видимо дело было в чрезвычайной консервативности родовых обычаев, сковывавших всякую мобильность. Постоянные внутренние распри не давали киммерийцам времени для долгих заграничных походов. Потому что первое время даже в качестве наемников они почти не фигурируют в немедийских или аквилонских хрониках. Все это время в среде киммерийцев, несомненно, происходили какие-то процессы, власть крупных князей все усиливалась, разделение некогда единого народа на четыре ветви все нарастало. От соседей перенимались все новые способы ведения войны. К этому примерно времени относится «революция стремени», когда прежде сражавшиеся пешими, и едва ли не презиравшие всадников, киммерийцы переняли не только лошадей, но и стремена.

Началом больших перемен в Киммерии можно считать поход в Пустошь, но после него все во-многом вернулось на круги своя.

В общем можно сказать, что Север пребывал в стагнации, хотя применительно к северу это обозначало, прежде всего, войну всех против всех.

Юг же бурлил событиями.

Особенно упорными и жестокими были войны за Шем. Асгалун переходил из рук в руки не меньше полудюжины раз. В моменты наибольшего успеха гирканцев, Империя отступала за самую реку Хорот, оставив врагу часть бывшего Аргоса. Когда удача склонялась на сторону аквилонцев, гирканцы пятились за Ерук.

После нескольких войн, шедших « на уничтожение», противостояние стало более-менее позиционным. Местом частых битв были берега Стикса. В ходе этих войн грозная некогда Стигия была разрушена и сильно деградировала, хотя и не прекратила существование. Но фактически «Стигия» свелась к старой столице, где с упорством, достойным лучшего применения, держались старых ритуалов и традиций. Земли же оказались в распоряжении всевозможных кочевников.

На некоторое время наступило затишье.

Гирканская держава была слишком велика и рыхла, чтобы хранить хоть какое-то единство и на протяжении жизни двух поколений оказалась раздробленной на несколько ополчившихся друг против друга царств. Их правители постоянно воевали друг с другом, сгоняя друг друга с престолов, присоединяя и теряя земли, провозглашая себя «царями царей» и «великими правителями» после первой же победы над другим таким же царем-воином. К тому же все они были формально, а иногда и фактически, членами одной семьи, претендовавшими на первородство, и поэтому свары были бесконечными и в принципе не могли закончиться, потому что правящий клан все плодился, порождая новых голодных принцев крови.

Однако, хотя того, что можно было бы назвать «Гирканской Империей» не сложилось, все равно под властью гирканцев сформировалась некая общность, что-то, что воспринималось, как земли некогда великой державы, которые следовало снова объединить. Порядок в большей-меньшей степени сводился к наличию кочевых кланов, державшихся за кочевой образ жизни, который позволял им оставаться непревзойденными воинами, и оседлых народов, которые платили кочевым царям дань. Что же до жизни в подвластном кочевым царям регионе, то после того, как остались в прошлом ужасы большого нашествия, а войны превратились в резню небольших армий гирканцев между собой, то Восток испытывал настоящий бум в торговле, науках, искусствах и ремеслах.

Аквилония же была, «регулярным» государством, настоящим stato, обладала развитым законодательством, опытом администрирования в военной и гражданской областях. И хотя размеры и особенности регионов накладывали отпечаток, главной идеей аквилонских императоров, было дальнейшее развитие и распространение этих практик. Тем не менее, и эта славная держава несла внутри себя семя разрушения.

Выстояв под ударами врагов со всех сторон света, Аквилония чуть не уничтожила самое себя в гражданских войнах, которые носили столь же непримиримый характер.

По мере снижения гирканской угрозы, Империя предпринимала несколько попыток завоевательных походов на север, отчасти из желания навсегда ликвидировать угрозу, отчасти в поисках ресурсов, прежде всего леса, отчасти из политических амбиций. Однако на этом направление успехов не было. Постоянной, но, в сущности, привычной угрозой оставались дикие пикты.

Регулярная армия, позволившая Аквилонии выстоять, в годы условного мира сама же стала и одной из главных угроз существованию державы. Страну лихорадило от военных переворотов и бунтов провинциальных военачальников. Императоры сменялись едва ли не каждый год и каждый следующий убивал предшественника. Военные наместники провинций могли провозгласить себя независимыми правителями, а то и императорами. В один момент сразу четыре человека носили этот громкий, но обесценившийся титул.

Спасение пришло, как это нередко бывает, со стороны. Старая имперская знать, возможно, и довела бы страну до такого же распыления, как гирканские цари и царевичи свою великую державу.

Но не иначе, как сама История призвала на роль спасителя гандерландского барона Вимарка, человека столь же энергичного и рассудительного, сколь храброго и жестокого. Офицер императорской гвардии, он вступил в любовную связь с дочерью одного из свергнутых императоров, после чего возглавил военный переворот. Свергнув и спешно казнив предшественника вместе со всей семьей, он женился на своей возлюбленной, формально повысив свою легитимность. В тот момент многим казалось, что это правление продлится несколько месяцев, а возможно и недель.

Оно продлилось сорок три года.

Вимарку выдалось править в годы, когда не только его держава, но и весь цивилизованный мир находился на грани краха.

Добавлено через 10 минут
Император Вимарк