К югу от Стикса: Стигия и черные королевства

[Зогар Саг]

"На далеком юге Стигия, потрясенная гирканским вторжением, страдала от бесконечных нашествий из Черных Королевств." (Роберт Говард "Хайборийская эра")

К началу гирканских завоеваний на Западе, Стигия переживала не лучшие времена: после унизительного поражения на берегах Стикса и огромного выкупа, выплаченного царем-богом, чтобы избежать вторжения Аквилонии, Стигия фактически перестала существовать как единое государство. Вслед за неудачной войной с Аквилонией последовала война гражданская, где сразу несколько правителей, окопавшихся в разных провинциях, претендовали на статус царя-бога. Центробежные тенденции затронули и некогда всемогущий Черный Круг, распавшийся на несколько враждующих жреческих фракций, поддерживающих того или иного претендента.

Гирканские вторжения еще больше усложнили ситуацию. Северо-восточная часть Стигии была захвачена гирканцами, в Луксуре был посажен король-марионетка, во всем покорный своим туранским хозяевам. Меж тем кочевые орды катились на запад, вверх по течению Стикса - их задерживало не столько слабое и разрозненное сопротивление стигийцев, сколько свары между отдельными гирканскими военачальников из-за стигийской добычи. И, тем не менее, казалось, уже близко время, когда вся Стигия падет под натиском кочевников. В этих условиях жрецы, правившие Кеми обратились за поддержкой к извечному врагу - Аквилонии. Имперское правительство, боявшееся выхода гирканцев к Западному океану, к тому времени уже ввело войска в Асгалун, после чего аквилонские гарнизоны оказались и в Кеми и вдоль всего южного побережья Стигии, прикрывая страну заодно и от вторжения из Куша. На какое-то время установилось шаткое равновесие: поделив страну на сферы влияния, две великие державы не пытались изменить статус-кво: даже когда севернее шли великие войны и гирканцы то и дело прорывались на исконно аквилонские земли к югу от Стикса воцарилось привычное для этих мест кладбищенское спокойствие.

Хрупкое равновесие оказалось порушено, когда орды Тогака устремились на Запад и, казалось, всего один мощный рывок отделяет неисчислимые гирканские полчища от "Последнего моря". Император Вимарк стягивал легионы со всех концов империи - и тогда же были выведены гарнизоны и из Кеми. Местных сил, собранных жрецами и аристократами, было явно недостаточно, чтобы отбить новый натиск кочевников и, казалось, вся многотысячелетняя история Стигии отсчитывает последние дни своего существования.

То, что последовало потом в анналах стигийских жрецов описывается не иначе как чудо коим сам Великий Змей спас хранимую им державу.

Спасение пришло откуда не ждали - от тех народов и стран к которым в Стигии от века относились со смесью презрения и опаски.Захватив Луксур, гирканцы не остановились на южных границах Стигии - перейдя их, они завоевали Кешан и Пунт, разграбили северное Зимбабве, однако далее на юге они уперлись в непроходимые джунгли, а на западе - в малярийные болота Дарфара. Именно здесь, в болотах окружавших верховья Стикса нашли убежище многие беженцы из Стигии.

Одним из таких беглецов стал незаконнорожденный сын высокопоставленного луксурского жреца и кушитской наложницы. При рождении ему дали имя Уаджет, однако очень скоро он стал известен под прозвищем Кашта - "кушит". Хотя по отцу он и происходил из высших каст Стигии, рабское (хоть и знатное) происхождение его матери закрывало ему путь в здешнее высшее общество. Кашта служил на границе с Кешаном и Дарфаром и, отметившись там как храбрый и умелый командир, вернулся в Луксур где, по протекции отца стал капитаном стражи в одном из самых богатых и древних храмов города. Тогда же, как гласит молва, Кашта начал изучать и разного рода тайные искусства под руководством иерархов Черного Круга.

Во время гирканского вторжения Кашта был одним из тех немногих, кто организовал захватчикам эффективное и ожесточенное сопротивление. Когда же стало ясно, что город падет Кашта, с небольшим отрядом отступил к южной границе, откуда он пару лет тревожил набегами захваченные гирканцами города. Когда же против него послали действительно большую армию Кашта, вместе со своими людьми, перешел границу с Дарфаром и, как казалось многим, бесследно сгинул в тамошних болотах.

Однако вскоре выяснилось, что Кашта жив: пополнив свои ряды чернокожими дикарями, гханатами-работорговцами и прочим сбродом, обитавшим по обе стороны границы, он некоторое время вел вольную жизнь наемника и искателя приключений в Черных Королевствах. О его деяниях ходили легенды, столь же захватывающие, сколь и устрашающие. Он вел и разбивал армии, участвовал во множестве сражений и даже заключил союз с черными пиратами с южных островов, наводя страх на кушитское побережье. Поговаривали, что в те же годы он углублял свои познания и в черной магии, обучаясь как у стигийских жрецов, бежавших от гирканцев и нашедших убежище при дворе черных владык, так и у разного рода чернокожих жрецов и колдунов, поклонявшихся чудовищным звероподобным богам. Кашта много времени проводил и средь развалин заброшенных, неизвестно кем построенных городов, затерянных средь пустынь и джунглей, познавая темные тайны сгинувших в веках народов. Из одного из таких городов он принес и странный яшмовый жезл, увенчанный алым драгоценным камнем, в форме плода граната. Как говорили, из этого жезла он мог испускать молнии, убивавшие на месте любых врагов стигийского изгнанника. В глубине джунглей он сошелся в поединке с Амагой, царицей чернокожих амазонок и, победив ее в честном бою, не убил, но взял в жены, возглавив, таким образом, еще и армию свирепых черных воительниц.

Так, со временем, Кашта оброс немалым воинством, большим авторитетом, не только как воин, но и как колдун, а заодно и немалым богатством - как награбленным в ходе его разных авантюр, так и за счет сокровищ, вынесенных из разбитых городов. Уже тогда он вынашивал честолюбивые планы стать кем-то большим, чем просто удачливый командир наемников.

Впервые такая возможность ему представилась в Куше: эту страну, как и Стигию в свое время, раздирали распри между черными вождями, каждый из которых желал стать королем. Кашта поступил на службу одному из таких вождей, провел несколько удачных компаний, а потом сверг и своего нанимателя, после чего, воспользовавшись своим родством по матери объявил себя королем Куша. Серьезного сопротивления он не встретил, а мелкие мятежи были подавлены с величайшей жестокостью. Совершив еще несколько походов на юг и на запад, Кашта стал владыкой настоящей империи, включавшей Куш, Дарфар, а также изрядный кусок так называемых "Черных Королевств". Также ему служили черные амазонки, ставшие личной гвардией "императора", и пираты южных островов и кочевники-гханаты.

Как раз в это время до Кашты и дошли слухи о вторжении орд Тогака и выводе аквилонских войск из Кеми и всей Стигии. Сообразив, что это его шанс, "черный император" совершил марш-бросок на север, за какой-то месяц, почти не встречая сопротивления, достигнув стен Кеми. Однако брать город штурмом не пришлось: после нескольких дней переговоров с жрецами Сета город распахнул свои двери перед черным властелином и Кашта вошел в Кеми, чтобы короноваться как царь-бог Стигии. Вскоре ему подчинилась и остальная Стигия - кроме востока, где все еще правили гирканцы. С первых же дней своего правления Кашта показал себя верным приверженцем Сета, совершив обильные и кровавые жертвоприношения Богу-Змею. При нем же возобновились и выпуск на улицы священных питонов, обычай, запрещенный по времена аквилонского владычества. Эти и другие меры создали Каште надежную опору среди жрецов. Таким образом, им была создана могучая империя простиравшаяся от Стикса и почти до Зархебы, включая в себя запад Стигии, Куш, Дарфар и ряд "черных королевств."

Последние годы своей жизни Кашта провел реформируя и увеличивая армию, готовясь к возможному вторжению с севера, хотя, после разгрома Тогака в центральной Аквилонии и распада его огромной державы, эта опасность значительно уменьшилась. После смерти Кашта был похоронен в одной из великих пирамид Кеми, как один из величайших царей Стигии.



Царь Кашта

Добавлено через 14 минут
Еще при жизни Кашты встал вопрос о престолонаследии. "Черный царь", хотя и старался не ссориться со жрецами, тем не менее, не шел у них на поводу, всегда четко проводя свою линию. Не подался он и уговорам расторгнуть свой брак с чернокожей амазонкой Амагой и жениться на какой-нибудь стигийке знатного рода, чтобы еще больше расположить к себе местную аристократию. Это вызвало слухи, что именно за подобную неуступчивость боги и покарали царя, не дав ему наследника-сына. Его единственным ребенком была дочь, что при рождении получила имя Нефрусет, но в истории была более известна под именем Деркетари, по имени могущественной богини любви и смерти, чье почитание в Стигии уступало лишь культу самого Сета. В качестве компромисса со жречеством и аристократией Кашта согласился на брак своей дочери с Танутамоном, отпрыском одного из самых богатых и знатных семейств Кеми, связанным родством с одной из прежних царских династий.

Однако, вскоре выяснилось, что этот брак не будет счастливым - супруги оказались слишком уж разными людьми. Танутамон оказался недалеким, изнеженным, расточительным юношей, развращенным до мозга костей, не интересовавшимся ничем кроме пиров и оргий. Свои супружеские обязанности он выполнял с явной неохотой - как говорили, своей супруге он предпочитал общество смазливых юношей, порой самого низкого происхождения и подлого поведения. Справедливости ради, Деркетари мало чем уступала мужу в вольности нравов, однако все, так сказать, удовольствия молодой плоти, она совмещала с прилежным изучением воинского дела, тренируясь вместе с чернокожими амазонками матери и вместе с отцом принимая парады войск. Также, под наставлением жрецов Сета и лично отца, она изучала и черную магию, и многие другие умения, необходимые будущему правителю.

Пока был жив Кашта разногласия между супругами сглаживались авторитетом "царя-бога". Именно тогда и был зачат наследник, названный Сетнахтом. Это была последняя радость в жизни "черного императора" - вскоре после рождения внука он скончался, после чего отношения между Танутамоном и Деркетари обострилось в разы. Муж почти перестал общаться с женой, порой отсутствуя даже на официальных приемах, полностью погрузившись в пьяные оргии. На одной из таких пирушек его и отравили. Деркетари обвинила в этом одного из молодых фаворитов мужа, скормив и его и остальных любимчиков Танутамона, священным змеям, тем самым завоевав поддержку жрецов, своей верностью традициям.

Молодую, - Деркетари к тому времени исполнилось всего двадцать три года, - королеву признали регентом при двухлетнем царе Сетнахте, после чего она прочно взяла в свои руки бразды правления. Второй раз она замуж так и не вышла, предпочитая окружать себя молодыми фаворитами, как мужчинами, так и женщинами, питая особенное пристрастие к красивым белым рабыням с севера. Роль очередного фаворита императрицы была столь же почетна, сколь и опасна: Деркетари щедро осыпала своих любимцев золотом, подарками и всякими почестями, но при малейшем подозрении на измену или какую еще крамолу, без всякой жалости скармливала их священным змеям и крокодилам. И это была еще не самая страшная участь: особенно разгневавших королеву несчастных отдавали жрецам для использования в самых страшных из обрядов. Деркетари и сама принимала в них участие - к тому времени культ Сета испытал немалое влияние колдовских традиций Черных Королевств, столь же причудливых, сколь и жестоких. Еще при жизни отца она построила дворец из черного мрамора на одном из островов в устье Стикса - и вся Хайбория, даже в то жестокое варварское время, весьма впечатлялась историями о том, как отдыхает дочь Кашты.

Может показаться, что Деркетари была столь же поглощена пьяными оргиями, как и ее покойный супруг, но это впечатление обманчиво: не отказывая себе ни в каких радостях жизни, тем не менее, дочь Кашты оказалась достойной преемницей своего отца.

В первые же годы правления против нее было составлено несколько заговоров, поднято три мятежа, причем один довольно обширный и состоялось вторжение гирканских орд. Все заговоры были раскрыты, мятежи подавлены, причем их участники и зачинщики были казнены с необычайной жестокостью. Также были разбиты и гирканцы: в жестокой рубке на берегу Стикса их сначала разбили, а потом загнали в воду и там вырезали тех, кто не утонул и не попал в пасть крокодилам. Также Деркетари подавила мятеж в Куше, который, после смерти Кашты вознамерился восстановить свою независимость.

Уничтожив все угрозы своей власти, как внешние, так и внутренние, Деркетари решила сама перейти к завоеваниям. Молодая императрица намеревалась закончить дело своего отца, окончательно объединив Стигию под своей властью. Ей не исполнилось и тридцати, когда она выступила в поход на Луксур. Ей было собрано огромное, по тем временам войско, в почти тридцать тысяч человек. Главную свою опору Деркетари видела в трех родах войск: во-первых в доставшейся ей от матери Амазонской Гвардии, в которую к тому времени, зачислялись не только "коренные" амазонки, но и молодые кушитки, дарфарки, уроженки других племен, даже шемитки и стигийки. Все они обожали молодую королеву, что, можно сказать, выросла среди чернокожих воительниц, готовых в любой момент отдать жизнь за Деркетари. Вторым "элитным" родом войск стали отряды храмовой стражи: набранные жрецами Сета из уроженцев провинциальной стигийской знати, привычной к войне и охоте, равно приученных к бою как на колесницах, так и на лошадях. Четыре элитных отряда, - Скорпиона, Кобры, Крокодила и Грифа, - вооруженные до зубов фанатики Сета, представляли собой грозную и жестокую силу. Наконец, третьей элитной силой стали наемники с севера, - преимущественно аргосцы и зингарцы, хотя встречались среди них и представители иных народов, - из тех, кто остался в Стигии после отзыва аквилонских легионов и поступил на службу царю Каште. Со временем к ним присоединились и иные хайборийцы, по тем или иным причинам покинувшие свою родину. Возглавлял этот отряд Сигфред, - неведомо как угодивший в Стигию полуасир, полугипербореец, высокий белокурый воин, по слухам - очередной фаворит Деркетари. Помимо всего этого в стигийском войске шли обычные ополченцы из крестьян, разного рода отряды местной знати, чернокожие копейщики и конница из гханатов.

Вверх по Стиксу шел флот: хотя Стигия никогда не считалась морской державой, при Каште эта ситуация изменилась. Он заложил мощный флот, использовав стигийские традиции судостроения, но существенно преобразовав его, влив в состав стигийских экипажей пиратов с черных островов и поставив над ними капитанами опытных моряков из зингарцев, шемитов и, особенно, аргосцев, немалое число которых бежали из родных мест после гирканских и пиктских нашествий. Учитывая общий упадок Аргоса и Зингары, а также незаинтересованность Вимарка в господстве на морях, к началу правления Деркетари стигийский флот стал доминирующей силой в Западном море. Еще при Каште стигийский флот провел ряд дерзких набегов на имперские владения - причем Деркетари, тогда еще принцесса, даже приняла участие в нескольких. Она вообще уделяла немалое внимание морским делам из-за чего даже пошли слухи, что помимо стигийских богов, она также приносит жертвы неким могущественным морским демонам. Как бы то ни было, после того как Вимарк разбил орды Тогака, он занялся укреплением и морской обороны, так что с пиратством было решено приостановиться. Вместо этого флот был использован в войне на реке.

В результате тщательно спланированной и проведенной осады, с реки и с суши, Луксур пал, лже-король был убит, также как и все гирканцы. Развивая успех, Деркетари наступала и дальше, пока не очистила от кочевников все земли к западу от Большого Изгиба Стикса. Многие приближенные призывали молодую императрицу перейти Стикс, отвоевать Замбулу и другие города, однако дочь Кашты, посоветовавшись с Сигфредом, проявила несвойственную ей умеренность. Вместо этого она повернула на юг и , вторгшись в Кешан присоединила и его к возрожденной Стигийской Империи.

Деркетари

[Михаэль фон Барток]

Где-то далёко-далеко нетфликсовские воротилы составляют уже контракт на сценарий к сериалу)))

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Михаэль фон Барток Где-то далёко-далеко нетфликсовские воротилы составляют уже контракт на сценарий к сериалу)))

Эх, мечты-мечты

[Зогар Саг]

Аргосская интерлюдия

Ужасным и одновременно трагикомичным эпизодом в новейшей истории Хайбории, стало крайне непродолжительное существование так называемой "Аргосской Империи". История об этом крайне фрагментарна, полна противоречивых сведений, почерпнутых из разных, часто антагонистичных источников, ну а история "Императрицы Лукреции" и вовсе больше восстанавливается из скабрезных побасенок, чем от заслуживающих внимания хроник.

Более-менее точно можно сказать о том, что Аргос, весьма долго пребывавший под властью Аквилонии, относительно легко отделался во время гирканских нашествий, затронувших его только краешком. Особенно это касалось западной части Аргоса, огражденной течением Хорота. Даже потрясшее Запад до основания нашествие Тогака и его сыновей слабо затронули западные земли Аргоса и вовсе обошли стороной его столицу Мессантию. Именно там и появилась идея о восстановлении Аргосского королевства. Время для этого было выбрано на первый взгляд удачно: столицу Аквилонии тогда осаждали орды Тогака и само существование Империи находилось тогда под вопросом и уж точно императору Вимарку было не до внезапного сепаратизма столь отдаленной провинции.

По сей день летописцев удивляет кандидатура правителя, - а точнее правительницы, - для возрожденного Аргоса. Им стала принцесса Лукреция - молодая аристократка считавшаяся первой красавицей Аргоса, с золотисто-каштановыми волосами и огромными серыми глазами. Других достоинств, помимо красоты, за ней не отмечалось - хотя в те годы не так уж и редко появлялись женщины-правители, иные из которых и впрямь слыли необыкновенными красавицами ( оставим за скобками сколько в тех россказнях было правды, а сколько обычных восхвалений придворных льстецов), но так или иначе, у тех правительниц отмечались выдающиеся качества, что помогли им удержаться у власти. О Лукреции же ничего такого не сообщалось: вся ее предыдущая жизнь представляла собой беззаботное существование средь дворцов мессантийской знати, без какого-либо участия в государственных или хотя бы торговых делах. Она даже не была чистокровной аргоссиянкой - ее отец, рано скончавшийся, был аквилонским наместником Аргоса. Мать же ее была местной аристократкой, чье генеалогическое древо парой веточек все же соприкоснулось с давно угасшей королевской семьей Аргоса. Именно последнее обстоятельство дало формальный повод для претензий Лукреции на трон, благо в здешних краях, дозволялось всходить на престол женщине. Однако иные летописцы считают, что за красивыми словами о "возрождении величии Аргоса" стояли лишь банальные амбиции и корыстные интересы купеческой олигархии и аристократии, выбравшей Лукрецию лишь как красивую куклу, чтобы прикрыть ею собственные делишки.

Впрочем, как говорят, сама Лукреция восприняла свой новый статус всерьез и с большим воодушевлением - что опять-таки вряд ли говорит о ее большом уме. Во время своей коронации она выступила с речью ( написанной кем-то из оставшихся безымянным советчиков), где провозгласила создание "Аргосской Империи". Хотя ее власть даже не распространялась на все исторические аргосские территории, тем не менее Лукреция обозначила претензии еще и на восточную Зингару, аквилонский Пуантен, а также на западный Шем, вплоть до Асгалуна, включительно. Также было объявлено и о подготовке к завоеванию Стигии - точнее той ее части, где сравнительно недавно воцарился царь Кашта. Вывод аквилонских войск из Кеми больно ударил по карману мессантийских торговцев, покупавших почти за бесценок чернокожих рабов и иные товары из Куша за время аквилонской власти в Стигии. Возрождение же стигийской государственности пугало их перспективой возвращения тех времен, когда за все эти товары стигийские перекупщики драли втридорога. Иные хронисты намекали, что именно грядущий упадок их стигийской торговли подтолкнул мессантийских нуворишей на решительные действия по провозглашению "империи".

Одним из первых решений королевы Лукреции стало завоевание Лусианы - юго-восточной окраины Зингары, между устьями Хорота и Громовой. Эту плодородную провинцию почти сплошь покрывали плантации сахарного тростника, хлопка и апельсинов. Здесь, под присмотром шемитских надсмотрщиков, гнули спины чернокожие рабы, на крови и поте которых местная знать делала состояния. Но между плантациями и морем пролегало царство топких болот, населенных ядовитыми гадами и хищными зверями. Многие из рабов, не вынося тяжелого труда и издевательств шемитских надсмотрщиков, бежали, находя убежище в мангровых зарослях, отделяющих земли лусианских магнатов от побережья. Беглые рабы жестоко мстили бывшим хозяевам, убивая всех белых, что имели несчастье попасться им в руки. Как бы то ни было, воспользовавшись войной, что вела Зингара с Лигурийским Союзом, войска королевы Лукреции вступили в Лусиану и, почти не встречая сопротивления, присоеденили ее к Аргосу. Следующей целью, воодушевленной своей первой победой императрицы, должна была стать Стигия, а также ее южные провинции, включая Куш и земли к югу от него, а может и пиратские острова - источник вечной головной боли для местных торговцев.

Основная же проблема состояла в том, что в Мессантии сильно недооценили "новую Стигию". Восшествие на престол "царя Кашты" многие интерпретировали как захват страны черными дикарями, наступление хаоса и анархии, а значит и падение Стигии как государства, что означало сравнительное легкое ее завоевание. То, что Кашта пришел к власти в результате компромисса со жречеством и аристократией Стигии, что он сумел усилить армию, а также фактически с нуля создать сильный флот, с командирами из шемитов, а также аргосских и зингарских ренегатов, не только Лукреция, но и многие ее вдохновители так и не поняли.

Пренебрежение это привело "Аргосскую Империю" к ужасающим последствиям. Впрочем, трудно было ее за это судить - никто и помыслить не мог, что Стигия отважится на превентивный удар. Стигийским флотом командовала дочь и наследница Кашты - принцесса Деркетари, вступившая в сговор с чернокожими рабами. И по сей день неясно как проводился этот сговор: во многих жутких легендах того времени говорилось, что Деркетари, учившаяся у отца черной магии, послала к шаманам Лусианы злого духа в облике летучей мыши, подбив их к выступлению. Более же скептически настроенные люди говорили об аргосских пиратах, служивших Каште, неплохо знавших это побережье и сумевших найти подход к черным рабам. Увы в те смутные времена, голос крови и верности отчизне слишком часто заглушался жаждой банальной выгоды или же страхом за свою жизнь. Иные патриотические настроенные хронисты Аргоса, правда, позже писали, что Деркетари или жрецы Черного Круга заколдовали тех аргосских ренегатов, вынудив их выступить против своей родины, но здесь, как кажется, мы видим как раз излишнее преувеличение, когда колдовством пытаются объяснить то, где достаточно обычной человеческой алчности и трусости.

Удар был нанесен ночью, точнее поздним вечером, когда Мессантия еще праздновала победу своей императрицы, дававшей грандиозный прием в королевском дворце. Этот праздник обернулся кошмаром, когда из ночного мрака вдруг вынырнули черные галеры, несущие Знак Змея на парусах. Орды черных, белых и смуглых пиратов, вооруженные до зубов, ворвались на набережную, сходу смяв немногочисленную стражу и устроив резню на улицах Мессантии. Много жутких историй и поныне рассказывают о той ночи: о густом тумане, что поднялся от моря, полностью скрыв вражеский флот; об огромных змеях, что ползали по улицам, убивая одним только взглядом; об ордах живых мертвецов и крылатых вампиров, призванных Деркетари - рука летописца бессильно опадает при попытке разобраться, что из тех побасенок правда, а что лишь порождение не в меру разгулявшейся фантазии испуганных горожан. Одно очевидно - высадка стигийского флота совпала с прокатившимся по всей Мессантии грандиозному восстанию черных рабов, тут же присоеденившихся к всеобщей резне. Большая часть армии Аргоса еще оставалась в Лусиане, а та, что находилась в городе была застигнута врасплох и практически сразу вырезана.

Также сходу был захвачен и королевский дворец, где многие придворные, уже изрядно пьяные, погибли, так и не успев понять, что происходит. Другим повезло меньше - они попали к захватчикам в руки живыми. Что же до самой "императрицы Лукреции", то, как пишет зингарский хронист Зингелито Кортезский, черные воительницы из "амазонской гвардии" Деркетари нашли ее прячущейся под кроватью. Конечно, от зингарцев редко стоит ждать объективности по отношению к их "заклятым друзьям", однако смущенное молчание собственно аргосских хронистов намекает на то, что Лукреция и впрямь не показала тогда примеров отчаянной храбрости - да и откуда бы ей взяться у изнеженной любительницы придворных увеселений?

Чернокожие амазонки вытащили королеву из-под кровати, сорвав с нее нарядное платье, и голую, рыдающую от ужаса императрицу потащили к Деркетари, по пути насмехаясь и бесстыдно щупая несчастную женщину. Чернокожая дочь Кашты к тому времени уже праздновала победу и находилась в отличном расположении духа - что и спасло жизнь Лукреции. Деркетари приказала лишь выдать ей тридцать плетей - впрочем, Лукреция так завопила при первом же ударе, что это рассмешило захватчицу, приказавшую прекратить экзекуцию. На ломанном аргосском, выученном ею у своих капитанов, стигийская принцесса предложила Лукреции выбор: или получить оставшиеся удары плетью или прямо сейчас тридцать раз поцеловать ей ноги. Она не успела закончить свою речь, а Лукреция уже бухнулась на колени, лобызая ноги Деркетари. Та еще не раз будет заставлять бывшую императрицу унижаться подобным образом целуя своей новой хозяйке ноги и ягодицы. А один раз, на пиру, Деркетари, напившись до безобразия, задрала свою юбку из крокодиловой кожи и заставила Лукрецию при всех ублажить ее ротом. Жизнь Лукреции спасло лишь то, что Деркетари оценила ее редкую красоту и не стала сильно избивать или калечить свою пленницу. Вместо этого она нарядила королеву Аргоса в наряд, коего постеснялась бы самая прожженная месантийская шлюха и сделала своей личной рабыней.

Данную историю разные хронисты описывают по разному: одни с явным сочувствием к бывшей императрице, другие - как правило зингарцы, - со столь же явным злорадством, смакуя разного рода скабрезные подробности, тоже непонятно подлинные или вымышленные. В оправдание Лукреции можно сказать, что то, чего она насмотрелась за дни стигийской оккупации Мессантии, сломало бы и куда более храброго человека. Даже пока ее волокли к Деркетари она могла увидеть немало примеров кровавых расправ, где чернокожие дикари будто состязались в нечеловеческой жестокости со своими порабощенными родичами. Уже позже она видела страшные пытки, где ее друзей и знакомых сжигали заживо или разрезали на куски или же вспарывали им животы, зашивая внутрь ядовитых змей или крыс - а искусство черных шаманов позволяло еще долго сохранять жизнь в подвергшихся подобной экзекуции. Она видела каннибальские пиры, где расчлененные, разделанные как свиные туши человеческие тела подавались запеченными в апельсинах вместе с изысканными специями с дворцовой кухни. Наконец, созерцала она и кровавые обряды темным богам, с обильными человеческими жертвоприношениями и призывом демонических сущностей из запредельных темных миров. Неудивительно, что неполный месяц стигийского владычества над Мессантией показался ее жителям "веками кошмара".

Меж тем, сумевшие сбежать мессантийские нобили нашли убежище на севере, откуда и воззвали о помощи к аквилонскому императору Вимарку, каясь перед ним во всех грехах и готовясь принять любое наказание - лишь избавиться от этого ужаса. Вимарк, выдержав издевательскую паузу, все же направил войска на юг. Однако стигийцев к тому времени уже там не было: Деркетари, набив трюмы галер награбленными в Мессантии богатствами, отчалила от города. Черных рабов, что все еще торжествовали над бывшими хозяевами, она с собой не взяла, сделав исключение лишь для самых сильных шаманов. Также стигийцы вывезли самых искусных мессантийских ремесленников, - из тех, кто пережил резню, - а также красивых молодых рабов и рабынь, включая и несчастную Лукрецию. До отказа нагрузившись добычей стигийский флот взял курс на Кеми, оставив освобожденных черных рабов и дальше кошмарить злосчастный город. А буквально через пару дней к Мессантии подоспели аквилонские войска, пополненные наспех собранным аргосским ополчением, и устроили уже ответную резню, устроив чернокожим акцию возмездия, ничуть не уступающую в жестокости тому, что ранее устроили сами негры. Сам Хорот тек кровью, пока Вимарк приводил к покорности восставших рабов, а заодно железной рукой загонял обратно в Аквилонию восставший Аргос. Вдоль морского берега на мили выстроились виселицы и кресты с распятыми на них рабами, а Лусиана, после жестокого рейда асирских наемников утратила, по самым скромным подсчетам, более двух третей своего чернокожего населения.

То, что Деркетари ушла за пару дней до появления аквилонских войск, а также то, что она буквально бросила на растерзание Вимарку своих ситуативных союзников вызвало многие толки: так немедийский хронист Хаген Нумалийский прямо заявлял, что имел место сговор между Вимарком и Каштой, направленный на возвращение мятежного Аргоса в лоно империи. Обвинения эти как будто подтверждались тем, что Вимарк отказался от ответной карательной экспедиции, а спустя некоторое время и вовсе возобновил торговые отношения со Стигией - в том числе и работорговлю. Хагену возражает Амулий, хронист из Тарантии, говоривший, что Вимарк не мог поступить иначе: все еще сохранялась угроза гирканского вторжения делавшая невозможной столь дальнюю экспедицию. Стигийский флот, под командованием Деркетари, потом еще провел несколько дерзких нападений на аргосские и зингарские берега, но это уже были обычные пиратские набеги, без прежнего размаха. А потом Вимарк организовал эффективную систему береговой обороны и Деркетари, к тому времени уже возглавившая Стигию, переориентировала морскую экспансию в южном направлении.

Что же до Лукреции, то дальнейшие известия о ее судьбе скудны. Судя по всему, она осталась рабыней Деркетари: так немедийский посол Невроний, посетивший Стигию для подписания торгового договора, сообщал о белой женщине, что разливала вино на пиру у Деркетари. Похожие сведения сообщали и туранские послы, отметившие красоту и ухоженность бывшей королевы. Еще одно свидетельство принадлежит Итобаалу, жрецу Деркето из Асгалуна и одному из ближайших приближенных Баяра, гирканского царя Шема. Итобаал вместе со своим господином был гостем на пиру, который устроила Деркетари в своем дворце на острове в устье Стикса и описывал случай, когда стигийская царица, перепившись вином, поставила Лукрецию перед собой на колени и использовала рот женщины как ночную вазу. Однако записки Итобаала, отличающегося богатой и довольно извращенной фантазией, с большой осторожностью воспринимаются всеми без исключения хронистами и упомянутый им случай, как правило, избегают цитировать даже летописцы из Зингары.


Добавлено через 2 минуты

Цитата: Автор: Михаэль фон Барток Где-то далёко-далеко нетфликсовские воротилы составляют уже контракт на сценарий к сериалу)))

Стигия - страна сильных женщин, это говардовский канон, между прочим!

[Зогар Саг]

После смерти своего супруга-соправителя Деркетари единолично правила еще почти сорок лет . После завоевания Кешана она почти не вела войн, ограничиваясь лишь редкими грабительскими набегами на юг и восток. Остальное же время она проводила в своем дворце на острове в Стиксе или же одном из роскошных дворцов в Луксоре, занимаясь делами относительно недавно воссоединенной восточной Стигии. Временами она выбиралась и на юг, усмиряя мятежи чернокожих народов. Многие шептались о том, что дочь Кашты почти не изменилась в эти годы, оставаясь такой же молодой и красивой, как тот год, когда взошла на трон. Иные говорили, что тому виной стигийское колдовство позволяющее ей продлевать столь неестественно долгую молодость. Назывались и более страшные версии: недаром одним из прозвищ Деркетари было "Черная Акиваша". Впрочем. скептики говорили, что все дело в искусном использовании царицей разного рода косметики и иных ухищрений. Так или иначе, все эти слухи не мешали царице довольно эффективно управлять своей исполинской империей.

Правление Деркетари закончилось также загадочно, каким и было все это время: получив некое откровение в Большой Пирамиде Кеми, царица собрала самых верных своих амазонок и отправилась в некое "паломничество" к истокам Стикса, где ранее не бывал еще ни один человек. Не вернулась, чтобы рассказать о нем и Деркетари, да и не собиралась этого делать: перед паломничеством она громогласно объявила, что оставляет всю власть своему сыну Сетнахту, который становился очередным царем Стигии. Новый царь сопровождал мать до самых южных границ Стигии, после чего Деркетари продолжила путь со своими черными амазонками, словно растворившись в бескрайних южных джунглях, оставшись лишь в страшных легендах Стигии и всей Хайбории.

Сын Деркетари и Танутамона, Сетнахт вступил на трон в достаточно зрелом возрасте: когда его мать решила, наконец, завершить свое правление "последним паломничеством в один конец", ее наследнику было уже за сорок. К тому времени он был уже опытным воином: еще в детстве он принял участие в походах Деркетари на Луксур, с дальнейшим воссоединением Стигии, а после принял участие, - пусть и довольно формальное, - и в завоевании Кешана. Впоследствии он продолжал совершенствоваться в воинском искусстве, - хотя Деркетари, после этого и не вела завоевательных войн, ее сын проводил много времени среди солдат и участвовал в подавлении всех мятежей на южных границах империи, созданной Каштой и Деркетари. Он же, с тайного поощрения матери, возглавил и ряд грабительских набегов на восток. К моменту восшествия на трон Сетнахт уже командовал одним из элитных полков стигийской гвардии - так называемым "Отрядом Скорпиона". Надо отметить, что в отличие от Деркетари Сетнахт почти не интересовался флотом, отдавая явное предпочтение сухопутным походам.

Взойдя на трон, Сетнахт возобновил завоевательную политику раннего этапа правления своей матери. Первый свой взор он обратил на Пунт: это богатое золотом государство, к востоку от Кешана, было присоединено к Стигии после жестокой двухлетней войны. Завоевав Пунт, Сетнахт, так и не вернувшись в Стигию, прямо в Кассали, - столице покоренной страны, - начал подготовку к походу на Зембабве. В этой стране, к тому времени, разгоралась собственная смута: ослабленная гирканским вторжением, разорившим северные области страны, древняя империя полыхала грандиозным восстанием чернокожих. Свергнув правящую шемитскую касту, негры начали жуткую резню, с разрушением храмов Дагона и Деркето, которым противопоставлялся дикий и жестокий культ Зембы, Бога-Обезьяны.

Уцелевшая шемитская верхушка бежала в Пунт, прося пребывавшего там Сетнахта восстановить в стране порядок. Владыку Стигии не пришлось долго уговаривать: воспользовавшись, как предлогом, осквернением святынь Деркето, весьма почитавшейся и в Стигии, он вторгся в Зембабве. Железом и кровью он прошел эту страну от Стикса и до самого Южного Океана, разрушая и убивая все и всех на своем пути. Однако, несмотря на свои жестокие меры, Сетнахту не удалось тогда присоединить Зембабве: огромная страна, поросшая густыми джунглями, то и дело вспыхивала кровавыми восстаниями против оккупантов.

Сопротивление возглавил "король" Нгола - один из самых сильных и жестоких вождей, фанатичный поклонник бога Зембы. Война затягивалась и, вдохновляясь сопротивлением зембабвейцев начались восстания в недавно покоренном Пунте и даже в давно присоединенном Кешане. В итоге, Сетнахт, заключив что-то вроде перемирия с Нголой, покинул страну, вывозя из страны караваны награбленных богатств и угоняя в рабство тысячи негров. Обозленный своей неудачей в Зембабве, Сетнахт обрушился на Пунт и Кешан, потопив в крови все мятежи.

Неудача в Зембабве не ослабила завоевательного пыла Сетнахта: усмирив волнения на южных рубежах своей державы, он начал готовить новый поход. На этот раз его целью стала Замбула: некогда основанный как восточный форпост Стигии, этот город был очень давно захвачен туранцами и с тех пор оставался за ними. После того же, как Туранская империя распалась из-за внутренних и внешних неурядиц, Замбула осталась практически беззащитной - и Сетнахт этим немедленно воспользовался. Завоевание Замбулы подтвердило, что Сетнахт, даже после неудачи в Зембабве не отказался от завоевательной политики на востоке, чтобы осуществить свою давнюю мечту о "Стигии от моря до моря", от Западного до Южного океана.

Однако перед этим Сетнахт решил укрепить северную границу, расширив свои владения на Шем. Благо после того как киммерийцы-ротай разрушили державу потомков Арулада, шемитские города остались беззащитны перед вторжением с юга.

Во время шемитского похода и произошло событие, что сыграло роковую роль в судьбе Сетнахта и стало одним из самых жутких эпизодов в истории "обновленной Стигии".

Первым шемитским городов, захваченным Сетнахтом, стала Сабатея - город исторически больше тяготеющий к Стигии, чем к остальному Шему. Правили в этом городе приверженцы темного культа, весьма схожего с иными культами самой Стигии - так что речь не столько о завоевании, сколько о добровольной сдаче Сабатеи. Справедливости ради, соотношение силы было таковым, что даже если сабатейцы и вздумали сопротивляться Сетнахту, продержаться им бы удалось весьма недолго. Так что сабатейские культисты поступили вполне разумно, открыв ворота Сетнахту. Тогда же они поднесли ему и редкостный подарок.

Им стала статуэтка стигийской богини Селхет, в виде изваянного из бронзы и покрытой толстым слоем черного лака, небольшого сфинкса, с головой прекрасной женщины и телом скорпиона. История этого талисмана очень древняя и запутанная, уходя в такую глубь веков, что любые историки, попытавшиеся бы разобраться во всем основательно, запутались бы во множестве противоречивых фактов и версий, нагроможденных друг на друга различными авторами. Единственное, в чем сходятся эти авторы, так это в том, что Черный Скорпион является одним из величайших магических талисманов. Долгое время статуя Селхет хранилась в Стигии, затем, после веков войн и смут в этой стране, была похищена и с тех пор отправилась в путешествие по свету, время от времени всплывая в самых неожиданных местах.

Теперь таким местом стала Сабатея.

Сетнахт, конечно, знал о Черном Скорпионе, но поначалу проявил к статуе лишь вежливый интерес, как к редкостному предмету искусства. Он вообще, в отличие от матери и, особенно деда, не проявлял особого интереса к религии, хотя, разумеется, выражал должное почтение Сету, совершая все ритуалы положенные царю-жрецу, а также охотно участвовал в мистериях Деркето. Однако, последнее обстоятельство было вызвано не сколько религиозным рвением, сколько любовью ко всем удовольствиям плоти, коими изобиловало почитание этой богини. Сам же Сетнахт в полной мере унаследовал распутство обоих родителей, в промежутках между походами проводя время в изощренных оргиях, меняя партнеров чуть ли не каждый день, без различия возраста и пола. Но, как уже говорилось, это все весьма слабо соотносилось с религией, к которой, как и ко всякого рода "тайным наукам" Сетнахт был равнодушен.

Однако теперь все изменилось. Вскоре после занятия Сабатеи, Сетнахт стал все больше времени проводить вместе со статуэткой, держа ее рядом с собой, и даже при отходе ко сну ставил ее у изголовья кровати. Позже его заставали и в униженных поклонах перед статуей, которой он неумело пытался молиться. Позже его почитание стало принимать и более радикальные формы: так, захватив несколько шемитских пленников, он умертвил их, запуская им в рот пустынных скорпионов - смертельно опасных, но почему-то не жаливших царя-воина.

Впрочем, для Стигии, с ее причудливой религиозностью подобное поведение не представляло собой чего-то уж совсем необычного - тем более, что Сетнахт, еще до восшествия на трон командовал Полком Скорпиона, так что его внимание к богине-скорпиону было вполне закономерно. Тем временем, Сетнахт продвигался по Шему, занимая город за городом. Однако со временем его завоевания обрастали все более дикими слухами: о больших черных скорпионах, средь белого дня шествующих по улицам шемитских-городов; о призрачных тенях, мелькающих ночью над дворцами правителей, которых позже находили черными от пропитавшего их яда, с искаженными от ужаса лицами; о чудовищах, выползавших из-под земли, пожирая всех на своем пути и многом другом, не менее жутком и удивительном.

Свой поход Сетнахт закончил в Асгалуне, взятие которого ознаменовало окончательное покорение Шема, как и в старые времена оказавшегося под пятой Стигии, границы которой сомкнулись с аквилонскими владениями в Кофе и Аргосе. По ту сторону напряженно следили за дальнейшими шагами Сетнахта: к тому времени в Аквилонию уже хлынули беженцы из Шема, рассказывавшие об ужасах стигийской оккупации. И хотя в империи к этому относились с демонстративным скепсисом, никто не жаждал проверять правдивость этих слухов на практике. Поэтому в Тарантии все вздохнули с облегчение, когда Сетнахт приняв корону "царя Шема", повернул на юг и, переправившись через Стикс, вступил в Кеми.

В жреческой столице Стигии отнеслись к этому со смешанными чувствами: с одной стороны, все радовались, конечно, торжеству стигийского оружия, в честь чего Сетнахт провел все подобающие церемонии в храме Сета. С другой - до стигийских магов уже доходили слухи о странных религиозных увлечениях нового царя. Никто, с одной стороны не мешал стигийцам почитать и иных богов, при условии принятии главенства Сета, а Сетнахт, при всех своих странностях, все же соблюдал должный политес. С другой стороны его пристрастие именно к культу Селхет выглядело весьма странно, а уж обретение им Черного Скорпиона вызвало немалую тревогу у самых высших чинов Черного Круга, хорошо помнивших все зловещие легенды, связанные с этим талисманом.

Еще большие опасения вызвало намерение Сетнахта восстановить Хет, Город Скорпионов: центр культа Селхет в Стигии. Почти заброшенный еще в незапамятные времена, этот город Сетнахт выбрал своей резиденцией, в противовес как Кеми, так и Луксуру, согнав десятки тысяч рабов, чтобы отстроить город заново. В центре его стоял возрожденный храм Селхет, где на самом почетном месте Сетнахт установил Черного Скорпиона. Собранные им со всей Стигии жрецы Селхет - крайней немногочисленная и маловлиятельная до сих дней каста, - целый месяц вершили перед статуей самые мерзкие и причудливые ритуалы, в то время как Сетнахт собственноручно приносил на алтаре богини человеческие жертвы. И целый месяц текла кровь, сделав воды Стикса в тех местах совершенно красными. Излишне говорить, что все это действо сопровождалось разного рода мистическими историями о том, что происходило в окрестностях Города Скорпионов. Сетнахт, даже сейчас не отказавшийся от давних привычек, совмещал кровавые обряды в честь Селхет грандиозными ритуальными оргиями, посвященными ей же, не отказывая себе решительно ни в чем.


Именно тогда Сетнахт и принял имя, под которым он вошел в стигийскую и мировую историю: Царь Скорпион или просто Скорпион. Так же будем впоследствии именовать его и мы.

Более-менее рациональные объяснения действий Сетнахта указывали, что с военной точки зрения Хет представлял собой стратегически важный плацдарм для начала экспансии в юго-восточном направлении. Скорпион не забыл прошлой неудачи в Зембабве и сейчас готовил реванш: собрав огромную армию, усиленную вассальными отрядами шемитов и негров, он вторгся в Зембабве. С собой стигийский владыка нес небольшой ларец из белого золота, покрытый магическими символами, и скрывающий в себе Черного Скорпиона. Именно с помощью богини Селхет, Скорпион рассчитывал, наконец, поставить на колени Зембабве.

И это ожидание вполне оправдалось: Зембабве пало меньше чем за год. Рука историка бессильно опадает при попытке описать этот поход, поскольку невозможно отделить собственно исторические хроники от сопровождавших их страшных сказок. Чего стоят, например, история принца Мбеги, одного из самых упорных врагов Скорпиона: его войско, шедшее на помощь столице, во время переходов через джунгли таинственно исчезло, а вместо него из чащи выползло полчище бродячих черных муравьев, накинувшихся на зембабвийцев, но не трогавших стигийцев. Это можно было счесть за дикое совпадение, - в конце концов, южные джунгли кишели разного рода кусачими тварями, в том числе и бродячими муравьями, - однако данные твари мало того, что отличались необыкновенными для муравьев размерами и агрессивностью, так еще имели на голове и несвойственные этим насекомым красные пятна. А войско Мбеги, в качестве отличительного признака, как раз и носило плюмажи из перьев красных попугаев, по которыми их и опознавали. Имелись и иные, не менее жуткие истории, внушавшие и без того суеверным неграм буквально панический ужас. Королевство пало, сдавшись на милость победителей: не пожелавшие этого были истреблены или же бежали на юг целыми родами, унося с собой имя павшего королевства. Оставшиеся же оказались под жестокой тиранией Царя-Скорпиона. Кровавые обряды в честь Селкет творились в Старом Городе завоеванной страны, и статуя богини занимала почетное место на алтаре, с которого были сброшены идолы прежних божеств. Так Зембабве было присоединено к Стигии, наконец-то получившей выход к Южному океану.

Закончив покорение Зембабве, Царь-Скорпион вторгся и в Иранистан, разбив наспех собранную против него армию, однако завоевывать этой страны не стал, только разграбив все, до чего мог дотянуться. После этого новый царь, наконец, вернулся в Стигию, в объявленный им своей новой столицей город Хет. Свои победы Скорпион отметил очередными кровавыми празднествами, объявив, что в скором времени начнет новый поход, через горы и пустыни, на завоевание Иранистана, Косалы, Турана, Вендии... К тому времени Царь-Скорпион полностью уверовал в свою непобедимость - и тогда же он объявил себя богом. Традиция обожествления правителей не была чем-то необычным для Стигии, но Сетнахт и тут отличился, заявив, что перед великим походом сыграет и новую свадьбу.

Невестой же на этом бракосочетании должна была стать сама богиня Селхет.

Далеко не все жрецы богини согласились с подобным кощунством - но тех, у кого не хватило ума держать язык за зубами, Сетнахт жестоко казнил, после чего желающих возражать уже не нашлось. Что же до жрецов Сета, то они проявляли несвойственную им пассивность, внимательно наблюдая за Царем-Скорпионом из-за мрачных стен храмов Луксора и Кеми. Сам же Скорпион в знак серьезности своих намерений, избавился от всех своих прежних жен и наложниц, - собственноручно вырвав им сердца на алтаре Богини-Скорпиона. После этого началось собственно бракосочетание - церемония, которую вели сам царь и его жрецы, жуткий свадебный обряд, длившийся десять дней и десять ночей, в закрытом храме Селхет, в сердце Хета. Стены священного города в эти дни почти сплошь покрывали черные скорпионы, сползшиеся сюда, казалось, со всей Стигии, а сквозь окна и щели в стенах храма то и дело прорывалось багряное, зеленое и фиолетовое свечение, слышались монотонные песнопения жрецов и слова на языке, который никогда не произносили людские уста.

На одиннадцатую же ночь послышался ужасающий крик, разнесшийся по всему городу и вслед за ним - раскатистый нечеловеческий хохот. Луна в небе немедленно окрасилась кровью и продержалась такой до рассвета - и в тот же миг воцарилась зловещая гробовая тишина. В тот же миг куда-то разом сгинули и заполонившие Хет полчища скорпионов.

Лишь спустя неделю небольшая группа жрецов Сета, во главе с главой Черного Круга Тот-Апепом, вошла в храм Селхет. О том, что им открылось никто так и не узнал: выйдя из храма жрецы Сета обрекли страшному проклятию весь Хет, запретив всем и каждому входить сюда. Из храма они вынесли лишь Черного Скорпиона - и он же был отнесен в Великую Пирамиду Кеми, где немногим из оставшихся жрецов Селхет было позволено совершать некоторые обряды, под строгим присмотром "старших братьев".

Стигию же возглавил Семеркет - сын Сетнахта от одной из его жен, стигийской аристократки древнего рода. Новый царь не проявлял воинственных замашек своего отца и вообще всей династии - нерешительный, мечтательный человек, увлекающийся больше живописью и поэзией, чем государственными делами. Он даже оставил некоторые завоевания отца, выведя войска из Зембабве, удовлетворившись лишь формальным подчинением здешнего владыки. За его спиной Стигией, как и в старые времена, полновластно правили жрецы Сета - и в первую очередь их глава, Тот-Апеп, ставший подлинным владыкой страны. И хотя в жилах Тот-Апепа текла лишь малая доля стигийской крови, именно он, как считается, во многом вернул стране тот облик, под которым она была известна все минувшие века и тысячелетия.

[Зогар Саг]

Менетар происходил из древней стигийской семьи, которая совершенно избежала вливаний чужой крови, и чрезвычайно гордился этим обстоятельством. Свое родословие его семья возводила скорее к мифологии, чем истории.

Первый сюжет, его биографии, о котором известно, носит черты фольклорного произведения. Будто бы в ранней юности Менетар был товарищем Сетнахта, будущего грозного Царя Скорпиона. Рассказывают, что он не то одолел царевича в борцовском поединке, не то, сопротивляясь, нанес тому ранение, не то и вовсе, просто оказал заносчивому Сетнахту неподобающе «настоящее» сопротивление.

Рассказ этот может, как отражать действительное событие, так и являться порождением народного творчества. Стигийцы всегда любили борьбу, разработав крайне жесткий и эффективный стиль, вобравший в себя и кулачный бой, и всевозможные броски, захваты и удушения, и удары ногами. Тысячи тысяч стигийских юношей различного звания занимались этим единоборством. Нет сомнения, что во время таких схваток зародилась не одна дружба, и вспыхнула не одна вражда. В обучение принцев борьба входила точно так же, как и в обучение сыновей солдат. Стигийцы считали, что надо закалять тело будущего правителя так же, как и развивать его ум.

Не удивительно, что рассказов о том, как некто (солдат, каменотес, рыбак, торговец) одолел царевича в поединке, а после стал его правой рукой, или напротив, заклятым врагом, ходило множество.

Менетар сам никогда не комментировал эту историю, и очень может быть, она родилась из застольных разговоров моряков его флота. Адмирала, несмотря на приверженность жесткой дисциплине, нижние чины просто обожали, так что вполне могли сделать героем этой бродячей истории. С другой же стороны, принцы, в самом деле, занимались борьбой вместе с детьми аристократов, и ничего физически невозможного в том, чтобы Менетар некогда одолел Сетнахта, нет.

Зато дальнейший жизненный путь Менетара хорошо отражен в официальных документах.

В возрасте около двадцати лет он поступил во флот.

Вообще, переживший краткий период расцвета в правление Деркетари, стигийский флот являл собой некую аномалию. Стигия никогда не была в настоящем смысле слова «морской державой». Флот вырос и набрал силу в правление первых царей «кушитской» династии. Соответственно и служили на флоте, в большинстве своем не урожденные стигийцы, а новые стигийские подданные, представлявшие такое же смешение рас и народов, как и пиратские республики Островов.

Что привело кичившегося древней родословной, Менетара на флот, в точности неизвестно. Любопытство, желание пойти наперекор традиции, желание отдалиться от принца и его окружения? Идея о том, что он поступил так «назло обычаям», как будто противоречит всем сведениям о его крайнем консерватизме. Но это вообще характерно для эпохи реставраций, и подмечено еще современниками. Многие правители и государственные мужи эпохи, считали, что возрождают былое величие своих государств и прибегали к детальной реставрации многих ритуалов или социальных практик. И при этом строили нечто совершенно новое. Менетар отличался чрезвычайной верностью обычаям своих предков, когда это касалось манер, внешности, религии. Но при этом он был одним из самых смелых новаторов в военном деле. При нем в частности, началось массовое (и утратившее прежний кустарный характер), производство и использование корабельной артиллерии. Хотя это относится уже ко дням славы адмирала. Первоначально он был просто капитаном одного из кораблей, толковым, решительным, исполнительным, но одним из многих.

Отметим так же, что мысль, будто юный Менетар подался в моряки, просто чтобы оказаться подальше от придворной жизни и своего царственного врага, тоже не представляется чем-то надуманным. Сетнахт был свиреп, заносчив и мстителен, и если уж он действительно невзлюбил кого-то, то сбежать от него в Закатный Океан представляется лучшей идеей из возможных.

В правление Сетнахта флот пребывал в небрежении. Царь Скорпион предпочитал сухопутные войны и вообще восточное направление политики. Менетар продолжал служить на флоте, который, лишившись монаршего благоволения, быстро впадал в упадок. О больших походах речи уже не шло. Оставалась борьба с пиратством, при этом не всегда успешная. Падала дисциплина, нередки были дезертирство и уход в пираты. Многие корабли просто сгнили на долгих стоянках в пресной воде Стикса, и местные жители разобрали их на дрова и постройки. Регулярных маневров не проводилось, больших успешных кампаний флот не вел.

Но после того, как земной путь грозного Царя Скорпиона оборвался самым ужасным образом, к власти пришел его сын.

Историки часто несправедливы к Семеркету, выставляя его правителем слабым до ничтожности. В самом деле, в нем не было свирепой воинственности предков. Но при этом правление его можно было назвать успешным. Даже если это заслуга не лично царя, предпочитавшего интеллектуальные и художественные развлечения личному участию в боях и казнях, а его окружения, стоит признать, что у Семеркета был некоторый талант находить одаренных людей. Степень влияния на него окружения, а самого царя на окружение – тема во многом спекулятивная.
Стигийцы - народ, закрытый до угрюмости, страна, несмотря на военную мощь, исторически тяготела к изоляционизму. Так что подробных описаний подковерных интриг стигийские сановники потомкам обычно не оставляли. Внешний же ритуал соблюдался неукоснительно.

К правлению Семеркета относится и настоящий взлет стигийского флота и влияния Менетара. Прошло около полутора десятилетий, и все изменилось.

Менетар, (теперь – адмирал) располагал властью над могучим флотом, который в результате долгой раздачи всевозможных привилегий и «исключительных» законов, стал своего рода «государством в государстве». Право флота набирать в свои ряды приговоренных преступников, позволило создать абордажные команды из отчаянных, не боящихся ни смерти, ни гнева богов, уроженцев прибрежных городов.

Огромные денежные вливания, которые каким-то образом сумел выбить для своего детища Менетар, позволили в кратчайшие сроки отстроить новейшие корабли, которые уже во время закладки планировали, как вооруженные пушками.

Именно этот флот, возглавляемый Менетаром, чей авторитет среди офицеров и нижних чинов был абсолютно непререкаем, и прибыл к берегам Зингары.

[Зогар Саг]

Вторым "сильным человеком" в Стигии того времени стал Тот-Апеп - незаконнорожденный сын Деркетари от немедийца Амальрика, одного из командиров белых наемников. О нем известно не так уж много, но личность, надо полагать, была незаурядная, раз уж Деркетари выбрала его в любовники. Их отпрыска при рождении звали иначе - вообще, это тайна окутанная мраком, почему он выбрал карьеру жреца. Возможно из зависти к своему единоутробному брату Сетнахту, которому суждено было стать царем, а ему это явно не светило. Почему сами жрецы его приняли в свои ряды, вопрос не простой, учитывая, насколько замкнутой является жреческая каста в Стигии, но возможно, дело в том, что жрецы хотели иметь какой-то дополнительный рычаг давления на Деркетари.

Так или иначе, Тот-Апеп всерьез проникся учением Сета, став, как оно часто бывает с людьми, принятыми в тот круг, в котором они по идее не могли находиться, большим сетианцем, чем многие стигийцы. Пока был жив Сетнахт, Тот-Апеп держался в тени, но после смерти брата, выступил на первый план, сумев навязаться в советники племяннику. Сложно сказать, как он сумел возвыситься в Черном Круге - одни говорили, что ему как-то удалось достать змеиное кольцо Тот-Амона, возвысившее его над остальными магами, другие же считают, что дело в его чрезмерной хитроумности и изворотливости, позволившей ему пробиться к рулю управления государством. Какие у него были отношения с Семеркетом сказать сложно, но так или иначе, его влияние на государство в годы правления племянника сложно переоценить.

Что не подлежит сомнению - именно Тот-Апеп нашел способ хотя бы частично противодействовать иранистанской "безмагии", с помощью некоторых артефактов, найденных им в развалинах заброшенных храмов в Южной Стигии. Возможно, свою роль сыграло и пресловутое Кольцо Сета - так или иначе, именно Тот-Апеп стал тем человеком, кто сумел преодолеть первый шок охвативший стигийских жрецов, когда они поняли, что иранистанские жрецы Огня способны делать бессильными даже самые могущественные заклятия.

Впрочем, в стигийско-иранистанских войнах далеко не все сводилось к магии - и здесь Тот-Апеп сумел проявить себя не только сильным магом, но и толковым организатором. В частности, именно он, сын Деркетари фактически реанимировал практику создания полков черных амазонок, при Сетнахте сошедших почти что на нет. Им были созданы отряды Гиен - мускулистых чернокожих воительниц, действующие совместно с прирученными настоящими гиенами, придерживающиеся разных жуткими обычаев, посвященных гиеновидной демонической пунтийской богине Джаманакхе, в Стигии отождествленной с Гиеной Хаоса из Нептху. И, хотя данные отряды строились по тем же лекалам, что и классические отряды в королевстве Амазона, тем не менее, большинство Гиен набиралось из жительниц восточных провинций - пунтиек и кешанок, а также из вассального королевства Зембабве.

Собственно, эта традиция началась еще при Деркетари и Тот-Апеп как ее сын, получил толику и того признания и преклонения, которыми черные воительницы окружали его мать.

Его отношения с Менетаром, надо полагать, были довольно непростыми: все же тот был стигийским аристократом из старинной семьи, тогда как Тот-Апеп был полукровкой и сыном полукровки, с соответствующим к нему отношением. Проблема была в том, что в среде Черного Круга находилось немало тех, кто считал схожим образом- и они естественным образом сошлись с Менетаром и другими стигийскими аристократами, считавшими, что слабый царь Семеркет и хитрый полукровка Тот-Апеп - не то руководство, которое нужно Стигии. До поры до времени такие настроения сдерживались, но когда умер Семеркет, не оставивший прямых наследников, все противоречия обострились настолько, что страна оказалась буквально на грани гражданской войны.