Империя Запада и ее соседи

[Зогар Саг]

Кассий Добрый


Как и полоумный Гай, Кассий был выходцем из старой знати. Но, к счастью, это было их единственное сходство.

На войне с варварами, в которой он принимал участие в юности, Кассий тяжело упал с лошади, и стал калекой – он с трудом ходил, обычно его водили под руки, а с годами и вовсе стали носить на носилках или в кресле.

Но человек это был умный.

Долгие годы, прошедшие между увечьем, и его почти случайным восхождением на трон, Кассий посвятил историческим изысканиям. Не будет преувеличением сказать, что половина того, что известно об эпохе Варварских Войн, мы знаем из его монументальной «Истории Аквилонии».

А уже в истории, записанной потомками, Кассий останется как «хороший император», как Кассий Добрый.

Конечно, это происходило не от одного только мягкосердечия Кассия.
Когда надо было, он оказывался истинным сыном своего века, умевшим принимать жестокие решения.

Но войне Кассий всегда предпочитал - переговоры, грабежу – торговлю, казни – ссылку.

В правление этого мудрого человека Аквилония, в самом деле, смогла залечить раны, нанесенные бесчисленными вторжениями.
Кассий всемерно способствовал инкорпорации варваров в имперскую систему.

Щедро раздавал титулы, звания, земли, дорогие подарки варварским «королям» из тех, что осели в Империи. Такая политика привела к тому, что в течение пары поколений асиры, киммерийцы, ваниры (и даже единичные гирканцы!) влились в аквилонскую нацию. Следом за дарованными титулами и замками (в ходе войн Аквилония лишилась множества дворян, и в пустующих землях недостатка не было) шли священники Митры со своей проповедью, учителя с книжной ученостью, и (куда же без этого в централизованном государстве!) всевозможные учетчики и мытари.

Кассий был умным человеком, и понимал, что пусть этот золотобородый асирский воин, в шкуре поверх кольчуги, еще поминает в своих клятвах Имира, и гордится тем, что завоевал свой замок силой меча. Но его сын или внук, будут защищать этот замок как родовое гнездо, а приносить клятву императору будут именем Солнечного Бога.


Это столетия спустя, на волне романтического увлечения стариной, станет модно искать у себя варварские корни. Сами же варвары легко меняли шкуры на доброе сукно, а пропитание охотой на поставки зерна из хлебородных районов. При этом присущей им силы и воинской отваги они, вопреки легендам, не утрачивали, стоило только одному поколению поспать в постелях, а не на голой земле. Просто бывшие асиры, ваниры, киммерийцы стали аквилонскими рыцарями. Быть может, больше самобытности сохранилось в пограничных регионах, но это тема другого разговора.

На самом деле, именно Кассий, с очевидной целью создания сословия преданного лично ему военного дворянства, начал раздавать «варварам» земли, в том числе и в тех провинциях, докуда переселенческая волна северян не докатилась.

Итог все тот же – подозрительно светлые волосы и совершенно не-зингарские фамилии у северо-зингарских рыцарей.

Не стоит говорить о каком-то совершенном растворении аквилонцев среди пришельцев. На самом деле, северяне были в подавляющем меньшинстве. Просто в силу, как сложившейся ситуации, так и сознательной политики Кассия, произошло заметное обновление верхушки общества, за счет привилегированного военного сословия.
Основу страны это, конечно, затронуло, но не в той степени, в какой кажется иным историкам, завороженным фигурами вроде Лабрайда или маршала легкой конницы - пленного гирканца Тарагая. В конце концов, это всего лишь два человека, а в Империи жили миллионы.

Даже имперская армия не подверглась совершенной «варваризации», регулярные части пехоты, сформированные и обученные по традициям старых легионов, хоть и сократились в количестве (война менялась, пехота на время утратила прежнюю ведущую роль), продолжали существовать. По сложившейся традиции, служили в них жители коренной Аквилонии, в основном те, кто шел в армию ради заработка.
Офицерские, а особенно генеральские должности часто передавались по наследству среди родовитейшей аквилонской знати.

Конечно, если какой-то киммериец вздумал вступить в легион, препятствий ему не чинили. Но, после десятилетия службы, он, если не погибал, при увольнении в запас едва ли оставался киммерийцем. В легионах была своя форма веры в Солнечного Бога, свои традиции, свое воинское братство.

Эти легионы, по-прежнему размещались в провинциях, как для удержания их в покорности, так и для защиты от всегда возможных вторжений.

Кассий, хотя его собственная военная карьера была краткой и бесславной, хорошо знал военную теорию, написал несколько руководств для военачальников, уделял много внимания поддержанию дисциплины, обучению солдат и особенно искусству взаимодействия между собой различных родов войск.

Завоевательных войн «добрый император» не вел, но все же на его правление приходятся несколько благополучно завершившихся для Аквилонии кампаний, как на Юге, так и на Северо-Востоке, где входила в силу возродившаяся Немедия.

Император всячески способствовал развитию городов, в которых справедливо видел источник богатства.

Оставаясь сыном своего века и аквилонцем, Кассий немало внимания уделял монументальному строительству. Стоит упомянуть, как он увековечил память Вимарка.

Убитый император, в год безумного правления Гая был погребен на кладбище, где хоронили умерших во время несения службы солдат. Но после смерти Гая, тело Вимарка было с величайшими почестями перенесено в центральный митраистский храм города.

Там Вимарк в золотом гробу покоился почти полтора десятилетия, пока не закончили возведение нового храма, много более роскошного. Наконец саркофаг императора получившего прозвище Спасителя Отечества водрузили в храме, который стал не только самым большим, но и самым популярным во всей Аквилонии.

Именно в этом храме разворачивается популярный у живописцев сюжет «Маркграф Лабрайд на коленях в Храме Митры». При этом романтические художники упорно рисуют старого полководца длинноволосым, тогда как в жизни он демонстративно обрезал свои косы десятилетиями раньше.

Разумеется, храм этот был только самым грандиозным, а не единственным строением, возведенным в правление Кассия. При нем же воздвигли линии пограничных укреплений на наиболее беспокойных участках западной границы. Много строили дорог и дамб на реках – для улучшения снабжения водным путем.

Кассий умел быть жестоким.

Так он прекратил ставшие традицией раздачи денег и хлеба городскому плебсу и приказал каждому найти работу. Отказчиков принудительно отправили в армию, причем в самые дальние провинции, а открытых бунтовщиков казнили.

При этом он не забывал и о коренных аквилонцах, всячески поощряя их к развитию ремесел и торговли. Так же он возродил политику колонизации земель в дальних провинциях. Желающим покинуть перенаселенные большие города дарились многие льготы и привилегии.
Разумеется, переселение было не стихийным следованием толп горожан и селян, а организованными акциями, за которые обычно отвечал кто-то из городских нобилей.

В то время как раз возрождалась международная торговля, и стремительно росла роль в обществе купеческих гильдий.

Упомянем и тех, кто столь редко предстает в истории – о земледельцах, которые всегда и везде составляли большую часть населения, но почти никогда не упоминаются в летописях, иначе, как некий бессловесный «народ», который только рукоплещет мудрости правителей.

Нельзя сказать, чтобы Кассий как-то особенно трепетно относился к селянам, но здравый смысл подсказывал ему, что их разорение грозит бунтами и голодом во всей стране. Потому он всячески способствовал закреплению прав на землю, и хотя эта политика не всегда была успешной, народная молва в провинциях сохранила память о Кассии, как о защитнике справедливости.

При Кассии была проведена огромная работа по унификации и кодификации законодательства, которое неминуемо пополнилось теперь множеством варварских «правд».

Кассий мог быть дальновидным. Раздаваемые императором налоговые льготы для новых колоний приносили большую прибыль потом, не говоря уж о том, что построенные города сами собой становились опорой, как трона, так и всей Империи.

Понимая роль веры в жизни людей, Кассий, (сам, судя по всему, религиозного чувства лишенный), много покровительствовал митрианским храмам, все больше превращая веру в дело государственное, а не частное. Во всяком случае, все его правление сопровождалось не только неустанным украшением храмов и их строительством, но и постоянными проповедями об Аквилонии, как стране, которую Солнечный Бог избрал среди прочих. Храм Митры, используя как хитрые методы прозелитизма, так и откровенную военную силу государства, старался охватить все население, даже в глуши. Душа Эпимитриуса должно быть не знала ни минуты покоя, столь часто от имени древнего святого производили далекие от святости дела, вроде присвоения богатств и формирования собственных войск храма.
Чтобы придать своей власти больше авторитета, Кассий непрестанно взывал к памяти своих великих предшественников, особенно выделив ставший со временем «классическим» триумвират Эфей-Конан-Вимарк. Забавно здесь то, что один был легендарным воителем древности, о котором достоверно ничего неизвестно, а двое других – чужеземцами, захватившими трон силой.

Конечно, в те времена на иные религии, а тем более на сельские суеверия смотрели сквозь пальцы. Время религиозной нетерпимости настанет потом.

Завершим мы главу о Кассии скверным анекдотом.

У каждого великого мужа должен быть недостаток.

И у Кассия он тоже был. Это была его супруга Ливия.

Быть может, из-за увечья Кассий и не был полноценным мужчиной, но это не объясняет ее открытого бесстыдства, ее веселого, жизнерадостного разврата.

Императрица не просто «изменяла мужу», она вела феерическую жизнь. Ливия не только еженедельно меняла любовников, постепенно со стражей дворца перейдя на лодочников и кулачных бойцов. Она проматывала огромные деньги на роскошь, азартные игры и причудливые развлечения.

В то время как во всей стране люди самого разного звания, от последнего батрака до великих лордов, трудились на благо Империи, жена Кассия не только делала ничего, а демонстративно транжирила государственные деньги. Официально назначенного содержания ей вечно не хватало, и она клянчила деньги у мужа. И обычно скупой, Кассий каждый раз соглашался на выплаты, некоторые из которых равнялись стоимости годового жалования целого легиона.


Ливия, то заказывала себе золотое ночное судно, о дизайне которого чудом узнавала последняя рыночная торговка, то велела подогревать воду в пруду, в котором изволила купаться среди зимы, то проигрывала какому-то заезжему стигийцу свои императорские регалии. То она покупала движущиеся фигуры золотых людей (выкованные действительно из чистого золота!) и работавшие на пружинах, то отправляла военный корабль за каким-то экзотическим блюдом к берегам Черных Королевств.

Кассий, по всей видимости, любил эту распущенную сумасбродку, и когда она, наконец, умерла, (вопреки обязательной в такой истории морали, вовсе не от «последствий распущенной жизни», а от обычного воспаления легких), так горевал, что неделю не исполнял своих обязанностей.

После, чуть придя в себя, Кассий приказал установить везде, где можно, статуи его покойной супруги, которую повелел сопричесть к митрианским святым… как покровительницу брака и семейной жизни!

Детей у покойной меж тем не было, не только от увечного Кассия (впрочем, был ли он совершенно бессилен, мы в точности никогда не узнаем), но и ни от одного из бесчисленных любовников.

Так что, вторым прозванием Кассия в истории навсегда останется Рогоносец.

Последний каменотес, способный призвать супругу к порядку с помощью хорошей затрещины, в душе потешался над незадачливым императором.

Справедливости ради надо заметить, что Ливия была не злой и красивой.
Дурного она никому не делала, просто вела жизнь пустую и разгульную.
Случались у нее приступы желания творить добро (обычно - в виде бессмысленных даров первым встречным).

Да и статуи получились красивые. Многие из них пережили века, и по сей день радуют взор.

Последние годы Кассий тяжело болел и понимал, что конец приближается.

Под конец его правления, перед Империей начинали вставать вопросы, которые добрый и мудрый Кассий не смог бы решить, даже если бы жизнь отмерила ему еще несколько лет.

Невиданное в прошлые века усиление Стигии, присвоившей себе большую часть побережья Шема. Угрожающая с Северо-Востока Немедия, демонстративно точившая мечи на соседа. Варвары Лигурийского Союза, которые, не удовлетворившись прежними, дарованными Вимарком, землями, опять покушались на Зингару. И это не считая вдруг поднявшегося сепаратизма в самой Зингаре, брожения в Аргосе, где, кажется, уже забыли стигийский налет. Переживающий новый взлет Туран, и множества внутренних проблем, в основном, с трудностью поддержания единого порядка в столь большой и разнородной стране.

Когда конец, бездетный император скончался, искренне оплакиваемый своими подданными, (которые хоть и сочиняли про него неприличные стишки, но при этом и любили всей душой), перед страной опять встал вопрос престолонаследования.

Тут на страницы нашей летописи возвращается Луций, внук Вимарка, уже не юнец, но сорокалетний муж, многолетний командующий имперскими войсками на Западе.

Согласно установившейся традиции, Император избирался знатнейшими лордами из своего круга. Но все понимали, что реальные шансы есть только у двух человек – у Луция и герцога Пуантенского – Галерана, много более амбициозного и заносчивого, чем его рыцарственный отец.