Антология-посвящение Говарду

[Пелиас Кофийский]

И его упорство вынесло его в место, которого не могло существовать. Подобно чудовищным богам древности, выросли перед ним могучие контрфорсы, пилоны и барельефы. Призраком исчезнувшего величия тысячетонные стены вынырнули из песчаного тумана. Нога киммерийца коснулась каменной ступени. Слабо вскрикнула бредящая в забытьи бритунка; и варвар на миг очнулся от предсмертного наваждения. Он помотал головой, словно раненный буйвол; медленно, медленно багряный туман, застилающий ему глаза, исчез, уступая место привычной песчаной пыли. Но отныне она ему почти не мешала; ибо прямо перед ним чернел вход в сумрачную обитель.
Не размышляя ни мгновения, он сделал первый шаг, и ощущая последний жаркий язык бури, рухнул на колени посреди пустынного зала, покрытого густым слоем песка и могильной пыли. Сделав неимоверное усилие над собой, он покачиваясь, поднялся, и прошёл ещё несколько шагов – дальше от бушующего безумия за спиной; от безжалостного, сжигающего дыхания пустыни. Бережно положил девушку на каменные плиты пола, прислонился к стене – и в тот же миг чёрные пальцы беспамятства поглотили его.

Добавлено через 16 секунд
4.

Сложно сказать, сколько прошло часов – или дней, но цепкие призраки безумия отпустили его, и варвар очнулся. Любой на его месте давно протянул бы ноги; лихорадка или истощение убили бы его. Ведь почти всю воду он отдавал умирающей спутнице; сражаясь со смертью и безумием, нёс её через смертельный песчаный саван. Но варвар чувствовал себя почти отдохнувшим; его сверхчеловеческая выносливость и долгий, похожий на смерть сон восстановили истощённые силы. Безумно хотелось пить; и глаза, казалось, пылали огнём. И всё же жажда жизни переполняла его; недавно они избежали почти верной смерти. Быть может, Кром не торопится встречать его в своих мрачных чертогах? Варвар мрачно усмехнулся, до крови разодрав пересохшие губы. Вкус солёной крови отрезвил его. Следует немедленно отыскать воду; призрак смерти от жажды не растворился, он лишь отступил ненадолго. С трудом поднявшись, он коснулся ладонью щеки северянки; под испепелённой солнцем кожей билась едва заметная тоненькая жилка. Она была жива – по крайней мере, пока. Конан хмуро огляделся. Они попали в широкий и высокий сумрачный зал; от просторного треугольного входа били яркие лучи солнца, заставляя щурить глаза. Буря закончилась, и пустыня вновь предстала в своём убийственном великолепии. Под величественными мрачными сводами зала было намного прохладней, и… Конан торжествующе зарычал: в воздухе висел едва осязаемый запах влаги. Зуагиры могут чувствовать воду за множество миль; прожив не один месяц среди их шатров, варвар наловчился ощущать на губах этот странное, ни с чем несравнимое прикосновение поистине бесценной жидкости. Это была вода – и несомненно, она была внутри храма.

Добавлено через 12 секунд
В том, что это был храм, Конан нисколько не сомневался. Его наклонные своды были характерны для угрюмых стигийских святилищ; некогда власть над древней пустыней принадлежала им. Стигия тысячелетия властвовала над золотыми песками; и лишь тысячу лет назад грозный ястреб Турана заставил уползти за болота Стиска стигийскую кобру. Давно миновали века её величия; теперь лишь мёртвые пески хранили тайны ушедших веков. На Конана со стен из отполированного чёрного мрамора взирали сумрачные лики богов; нечеловечески прекрасные – и нечеловечески злые. Многие жуткие тайны хранили стигийские храмы; в них не отважился бы войти ни один путник из гиборийских земель.
Но суеверия юга не были ведомы кимменийцу; и внутри храма его ждала жизнь. Ждала вода.
И, не сомневаясь ни единого мгновения, он сделал первый шаг в темноту.

Добавлено через 28 секунд
5.

Невысокий тёмный портал принял его в своё сумрачное нутро; по мере того, как он погружался во тьму, становилось всё холоднее. Казалось, он спускается в древнюю пещеру. Это вполне могло быть именно так; нередко древние храмы вырубались прямиком в камне. И всё явственней становился парящий в воздухе привкус воды. Ещё несколько десятков шагов, и Конан зашагал в полной темноте; осторожно ощупывая покрытые барельефами стены, он продвигался по истёртой пологой лестнице вниз, словно утративший сердце призрак в стигийский ад. Затем откуда-то сверху снова проник свет – через щели в скале, или, что более вероятно – через специальные хрустальные светопроводы, устроенные хитроумными стигийскими жрецами из особым образом расположенной системы зеркал и призм. Проход становился всё уже и уже, медленно закручивающейся спиралью спускаясь вниз. Становилось холодно до скрипа в зубах; Конану невольно вспомнились холмы и снега родной Киммерии. Стены стали скользкими; на них блестела вода – вода! Конан провёл ладонью по стене и жадно слизал соленоватую, резкую влагу. Где-то внизу текла река. Уже через 40 шагов очередной поворот донёс до него её приглушённый шум. Она плескалась и ревела, преодолевая невидимые ему пороги, словно ворочающийся зверь в темноте; словно подземные водяные пещеры стигийского ада.
Конан ускорил шаг, и через мгновение река предстала ему в своём варварском великолепии. Холодный мрамор сковал её берега, но внизу она была свободна; она бурлила на сглаженных временем камнях, фрагментах рухнувшего моста; она бурлила и пенилась, стонала и рычала. И скрывалась под тёмной полукруглой аркой. Конан поспешно наклонился, и зачерпнул её ладонями. Она была безумно холодной, такой, что у него заболели зубы; он осторожно сделал несколько глотков. А затем с сожалением опустил руки, и драгоценная влага стекла на мраморный пол. После долгого воздержания нельзя пить много; это может убить ничуть не менее верно, нежели смерть от обезвоживания. Он поднёс бурдюк и наполнил его водой; настала пора подниматься. Наверху его ждала Натала – и пустыня.

Добавлено через 11 секунд
Внезапный шум заставил его остановиться. Плеск реки полускрыл приглушённые, словно искажённые рокотом волн голоса. Они доносились из-за соседней мраморной галереи, словно тихие голоса умерших из загробного мира. Оттуда же лёгкими бликами лился свет факелов. Мгновение помедлив, Конан направился туда.
Пугающие барельефы и причудливая игра света и тьмы надёжно скрыли его от чужого взора; он же мог прекрасно рассмотреть все. В полукруглом зале, подобно демонам из преисподней, сидели неподвижные фигуры. Багровые блики факелов, вставленных в каменные держатели на стенах, ложились на их ястребиные лица, делая их похожими на чудовищ на барельефах. Их лики были ликами забытых фресок. Но грозный блеск начищенных кольчуг и угрюмых глаз говорил о том, что перед ним сидят живые наследники того мрачного царства, что некогда владело этими песками.
Между ними стоял маленький жертвенник зелёного камня; тугой искристой змеёй над ним вился зелёный дымок. Сладковатый запах походил на аромат тления. Конан поспешно отпрянул. Он знал о подобных обрядах, где священники древнего жуткого бога южан продавали душу за нечеловеческое могущество, погружаясь в чёрные знания; порошок чёрного лотоса, раскрывающего бутоны в удушливых болотах Стигии, даровал им пугающий сон. Его дым погружал в сон, похожий на смерть; жуткие откровения приходили в этих кощунственных видениях.
Что могли делать стигийские воины или жрецы в этой богами забытой пустыне – варвару было неведомо. Но стоит им выйти из наркотического транса и подняться по лестнице наверх – как они встретят Конана – и умирающую Наталу. Шансы слишком неравны. Конан на миг замер в нерешительности. Быть может, стоило перебить их спящими? Он задумчиво прикоснулся к рукояти клинка. Но кто знает, насколько глубок был навеянный лотосом сон? Сможет ли он сразиться и победить восьмерых? Если бы на кону стояла только его жизнь, он был начал действовать, не раздумывая. Но вверху ждала умирающая Натала; и, пробормотав проклятие, варвар отпустил клинок и начал подыматься. Но не успел он сделать и шага, как звучный голос, пульсирующим ударом гонга прилетевший из помещения, остановил его. Хотя познания в стигийском Конана были невелики, их смысл странным образом доходил до него, словно поднимаясь из глубин его подсознания. Слова звучали, подобно погребальному набату; и Конан невольно замедлил шаг.
— Братья мои, — звучно сказал неведомый. — Мы собрались здесь, следуя зову собственной сущности. Чтобы исполнить давно предначертанное, и открыть врата зла, что единственная реальность среди призраков мира. Сегодня звёзды откроют Алые Врата, и придёт в мир Тот, Кого нельзя называть. Змеёй вползёт он в Дом Слона, чтобы пожрать души осмелившихся противостоять ему. Воспоём же красоту безумия, братья! Аоэ!
— Аоэ! — отозвался ему хор голосов.
— Так совершим же обряд! Пусть придёт в мир тот, чьё дыхание заставляет замирать всё живое! Что подобен облаку пульсирующей тьмы; что царит за пределами миров. Тело подготовили мы ему; так возложим жертву и умертвим агнца; откроем пути посланцам тьмы. Они ждут за кругом света, чтобы выпить наши души; но наши души давно не принадлежат нам. Тьма грядёт. Аоэ!
— Аоэ!
— Аоэ! Так отверзнутся же врата зла!