Антология-посвящение Говарду

[Пелиас Кофийский]

В этом миг в чудовищное, завораживающее, обладающее страшной, пугающей мелодией и ритмом действо ворвался новый звук. Это был голос смертельно перепуганной женщины. Конан распрямился, словно туго свёрнутая пружина. Его разум вынырнул из моря мрака и безумия; он сделал тигриный прыжок и стремительно ворвался в галерею.
Увиденная им фантасмагория продолжалась; стигийские жрецы развязали лежащий у ног мешок. В их серых в свете факелов руках билась тоненькая, светлокожая девушка. С безумным отчаянием воззрилась она на киммерийца.
Конан ворвался в круг стигийцев, подобно тайфуну. Зачадил, опрокидываясь, архаичный алтарь. Зелёные клубы, словно змеи, сплелись над сражающимися. На стороне киммерийца была сила и внезапность. На стороне стигийских жрецов – число и кощунственные искусства, постигнутые ими в подземельях Птейона и Луксура.
Пятеро вытащили ножи; один лишь обратил к Конану руку. Но тот был подобен порыву смертельного южного ветра; нельзя было даже уследить взглядом, как он движется, протекая между жрецов, подобно бесплотному дуновению – и он убивал. Убивал. Трое уже упали, орошая алым пол; уцелевшие отступили, полукругом выстроившись у стены.
Девушка осталась лежать у его ног. Она смотрела на него с выражением смеси безумия и торжества. Мимоходом Конан отметил, что это была светлокожая высокородная стигийка – дочь нобиля или жреца.
Оскалившись, как оскаливается волк перед прыжком, Конан сделал шаг вперёд. В его глазах южане увидели свою смерть. Невзирая на все свои сверхъестественные искусства, они были беззащитны перед неуловимым напором и силой этого ведомого яростью киммерийца. В их глазах читалась обречённость, но они подобрались, словно волки, готовящиеся встретить атаку тигра. Свет факелов блеснул на длинных стигийских ножах. Конан низко зарычал.
И тогда один из жрецов, одетый в такой же невзрачный серый плащ поверх кольчуги, как и все остальные, схватил стоящего перед ним аколита и резким движением перерезал ему горло. Несчастный сполз на землю, содрогаясь в конвульсиях. Кровь лиловой струёй заливала пол.
Безумие плясало среди зала.

Добавлено через 20 секунд
Конан невольно замедлил шаг. Подобная немотивированная жестокость поразила даже его. И словно открыла врата какой-то неописуемой квинтэссенции мерзости, воцарившейся в зале. Что-то пугающее сгустилось в воздухе. Взмахнув обагрённым кровью клинком, жрец завывал нараспев. Странные, словно искореженные слова неведомого языка словно повисали в воздухе. Словно холодные пальцы вонзились в нутро и огненным клубом стянулись внутренности.
Что-то чудовищное и неведомое, чему не было названия, пыталось прорваться в мир – и реальность натянулась, как струна. А когда напряжение достигло предела, что-то лопнуло в мироздании. И вслед за этим неосязаемым ударом раздался второй удар. За спиной жреца лопнула крышка саркофага.
Холодное зло повеяло на киммерийца, и он сделал шаг назад. Какое-то противоестественное подобие жизни зародилось в этом холодном камне, вдохнутое усилиями жрецов в давно усопшую мумию прошлых веков.
Это было само воплощение зла, напоенное ненавистью ко всему человеческому; и никому не намеревалось оно давать пощады. Когтистые лапы взлетели над кенотафом и схватив голову жреца, одним оторвали её. А вслед за лапами появилась и голова – чудовищная, приплюснутая голова, пылающие багряным огнём крохотные глазки, иссушенное перебинтованное тело – и Конан с потрясением осознал, что жрецы своими оккультными практиками вдохнули чудовищную неземную жизнь в тщедушное тело мумифицированное священного павиана.
Но сила демона игнорировала земные законы; тонкие, словно птичьи лапки обладали чудовищной силой. Они схватили второго жреца и с пугающей лёгкостью швырнули его на стену. Конан застыл, не в силах оторвать глаза от этой чудовищной сцены. Внезапно что-то прикоснулось к его плечу. Обернувшись, он увидел обнажённую стигийку с пылающим лихорадочным огнём в глазах. Она была по-своему прекрасна; высокая грудь вздымалась, свет факелов блуждал по тонкому обнажённому телу, рождая причудливые отблески на коже цвета слоновой кости, словно освещая фантасмагорическую картину в окружении ужасов преисподней.
— Бежим!

Добавлено через 12 секунд
Стигийка схватила его за руку и увлекла в бездонный чёрный проход. И Конан последовал за ней, бросив лишь один взгляд на залитый неверным светом факелов зал, где обагрённый лиловой кровью бог убивал своих аколитов.
Они промчались по мрачному коридору, где на них взирали лики безумных богов. Стигийка летела, словно стрела, безошибочно поворачивая и огибая подиумы чёрного камня. Они пронзали порталы, подобно порывам ветра. И спустя эоны безумного бега оказались в странной зале, украшенной с поистине противоестественным извращённым вкусом. Корчащиеся в пароксизмах боли фигуры поддерживали потолок. Чёрный пол, словно океан, стекал к массивному монолиту, каменному кубу, казавшемуся средоточием тьмы, вздымающемуся над фигурками чудовищных богов. Казалось, это само средоточие зла; аура боли и безумия почти физически плыла от него, заставляя корчится в нечеловеческих муках. Несомненно, это был алтарь; алтарь зла, где тысячелетиями приносили в жертву жестоким бесчеловечным богами сотни кричащих и истекающих кровью жертв.
Стигийка безумной тенью метнулась к нему. И подняла что-то и крохотной выемки и его переднего края. Её лицо исказилось безумным торжеством.
— Теперь мы готовы, — выдохнула она. — Бежим скорей! Он уже принёс жертвы! Пока звёзды не встали в ряд! Тогда его ничто не сможет остановить!
И они помчались назад, словно призраки, преследуемые демонами из ада.
И спустя эоны безумия и тьмы вновь очутились напротив кошмарного зала. Успев к последнему акту ужасного действа.
Последнее тело упало на пол, орошая его алыми каплями брызг. И тогда бог медленно обернулся к последним.
Она выбросила вперёд руку. Пучок мертвенно-бледных лучей вырвался и ударил в грудь чудовища. Приплюснутая голова медленно повернулась в сторону стигийки. Конан, не теряя времени даром, нанёс несколько сокрушительных ударов. Но странным образом они канули в пустоту. Тварь повернулась и зашагала к кенотафу.
Южанка забилась, словно к истерике. Она взывала к своим святотатственным богам. С каждым хриплым заклинанием из камня вырывались пучки мутного света и вонзались в перебинтованную щуплую грудь. Тварь двигалась медленно, словно в полусне. Конан, подхватив громадный кусок разбитой крышки гроба, обрушил её на голову ожившего бога.

Добавлено через 17 секунд
То ли бешенная ярость киммерийца одолела колдовские заслоны, то ли сила чудовища всё де немного ослабла, но удар достиг своей цели. Чудовище пошатнулось. Когтистая лапа мелькнула в сторону киммерийца. Варвар едва успел увернуться. Он уже видел, что проделывают эти громадные когти на казавшейся хрупкой руке. Странную силу давала ей сила пробуждённого бога.
Бледная от ярости, южанка одним прыжком оказалась около бога. Весь пережитый ужас и ненависть она, казалось, вложила в этот рывок. Камень ударил в высохшую грудь бога. Странным жутковатым пламенем полыхнул амулет. Словно удар набата прокатился в пещере. Завыли где-то вдалеке страшные голоса. Бог покачнулся и упал. Но жизнь не хотела покидать тело бога. Иссохшие бинты зашелестели. И он снова попытался поднялся. Стигийка приплясывала в безумии.
— Умри! — завывала она. — Умри!
Пылающие лучи, вырывающиеся из амулета, пронзали иссохшее тело. Но павиан жил. Он медленно полз, скребя лапами по полу, полз к оцепеневшей стигийке. Смерть пылала в его багровых глазах.
И тогда Конан прыгнул. Очевидно, сила, удерживающая варвар на расстоянии, полностью растаяла, поглощённая силой амулета. Сверкающий клинок описал полукруг, и отрубленная голова подпрыгнула и упала рядом с телом. Второй удар разворотил грудную клетку. Третий лишил чудовище конечностей. И ещё один. И ещё.
Время казалось остановилось. Потухли и медленно закрылись багряные глаза. Вся дрожа, отошла от стены стигийка. И киммериец наконец опустил меч.

[Пелиас Кофийский]

6.

Они остановились посреди оторванных конечностей, среди крови, среди разбросанных внутренностей. Грудь Конана тяжело вздымалась. Чёрные волосы прилипли к взмокшему лбу. Чудовищное напряжение последних дней сказалось на нём. Багряные капли стекали с клинка.
Стигийка молча склонилась над поверженным врагом. Огонь угас в его противоестественных глазах; то безумное нечестивое пламя, что поддерживало и питало его. Что за чудовище вселилось в иссохшую мумию павиана? Какие кошмары призвали жрецы из-за порога миров? Конан предпочитал не думать об этом. Словно леденящее дыхание бездны на миг коснулось киммерийца.
Жрица Деркето на миг склонилась над порождением бездны, а затем выпрямилась, скрывая торжествующий блеск в глазах. Её оскал в неверном свете факелов показался Конану довольно жутким.
— Глупцы, — задумчиво проговорила она. — Они возжелали власти, но власти не для себя. Стоит ли ад того, чтобы продавать душу?
Леденящий смысл слов не сразу дошёл до киммерийца.
— Кто это был? — хриплым голосом спросил он.
— Жрецы Запретного бога, — нетерпеливо дёрнула алебастровым плечиком она. — Бога, забытого в стигийской земле. Лишь запретные секты помнят его кощунственные имена. Эти безумцы похитили меня – меня! – дочь верховного жреца Менхотепа, чтобы принести в жертву! Проклятые ублюдки, — она плюнула на трупы. — Богу хватило бы и вонючего раба. Я спляшу на их кишках!
Огонёк безумия загорелся в её глазах. Она подняла голову, и её взгляд был взглядом безумца. Странное выражение появилось в её глазах. Так смотрит на добычу голодная змея.
Конан невольно нахмурился: не повредило ли происшедшее слабый человеческий рассудок? Ни безумна ли она была? Его рука невольно сжала ещё крепче рукоять клинка.
А жрица, словно угадав его сомнения, с безумной усмешкой посмотрела на него. Жуткое действо словно сорвало с ней всё человеческое. Она подняла голову, и испустила жуткий торжествующий вой.
А затем, сорвавшись с места, пустилась в пугающий, кощунственный пляс. Она танцевала в багряном свете факелов, хохоча, кружилась сред трупов, топтала багровые лужи. Чем дальше, тем меньше оставалось в ней человеческого. Словно что-то сорвало маску, и явило в её в своей неприглядной сути. Под маской оказался демон.
Конан невольно отшатнулся. Что-то происходило, но что – его рассудок отказывался это понимать. Сошла ли она с ума? Не вселился ли в её изгнанный из мумии демон? Чем дальше, тем его предположения казались ему правдоподобнее. Он до боли стиснул зубы. И всё же она была женщина – а женщин он не привык убивать.
Варвар медленно пятился к выходу, желая оставить безумную жрицу среди так приглянувшихся ей трупов, вырваться на солнечный свет, способный развеять любые кошмары, уйти из этого проклятого места, где оживают призраки прошлого и люди сходят с ума. Но едва он двинулся к выходу, как девушка остановила свой святотатственный пляс и взглянула прямо на него. От этого взгляда у него кровь застыла в жилах.
Это не был взгляд человека. Внезапно она улыбнулась, и на блестящих зубах отразился свет факелов.

Добавлено через 15 секунд
— Безумцы, — низким хриплым голосом рассмеялась она. — Они хотели пробудить воплощённое безумие, чтобы порадовать Сета! Какое дело Сету до мелких людских делишек? Продавать душу тьме можно лишь ради одного – ради самого себя! И я сделаю это сейчас! Есть и другие боги, живущие за пределом миров, Что Живут Вечно! Безумие – имя их, и смерть – их приход! И я призову их! Сделаю то, что не удалось этим жалким поклонникам Сета! Но для этого мне придётся принести жертву!
Она расхохоталась. И, сжимая в руках амулет, начала медленно наступать. И хотя её хрупкое тонкое тело не могло напугать, Конану показалось, что к нему идёт сама смерть. Было что-то жуткое в этой обнажённой, заляпанной кровью фигурке, целеустремлённо приближающейся к нему посреди царства смерти.
Увидев его нерешительность, стигийка рассмеялась.
— Да, да, — хриплым голосом подтвердила она, и её глаза злобно сверкнули. — К тебе идёт сама Смерть, северянин! Будь готов встретить её!
Она выбросила амулет вперёд. Странные тени заклубились вокруг. Они облекли её, словно густой пеленой. Взметнулись и опали, словно головы змеи. Воздух резко похолодел, хотя это казалось уже невозможно. Жуткие, безумные голоса эхом отразились от скал. Безумный шёпот сводил с ума. Странный гул заполнил пещеру, и игра света и тьмы превратила её в подобие преисподней.
Демонесса подняла голову. Её глаза блеснули жутким нечеловеческим светом. С этого мига Конан знал – он имеет дело не с дщерью человеческой. Ничего людского больше не осталось в её пылающих глазах.
Она прыгнула – словно кошка, и клинок отсёк её голову, отшвырнув на середину зала. Подпрыгнул и откатился в угол чудовищный снаряд. Но жрицу это не остановило. Словно насмешка над законами мироздания, она продолжала двигаться, и её руки с внезапно выросшими когтями впились в мускулы киммерийца, пронзая их едким огнём. Забытый амулет болтался в её левой ладони.
И в этом момент Конана словно озарило. Повинуясь какому-то невероятному наитию, он вырвал из скрюченной амулет и вонзил её в бьющую пурпурной струей шею. Тело демона конвульсивно вздрогнуло, кровь хлынула кипящей струёй, что-то на пределе восприятия завыло, безумно отражаясь между каменных стен. Чёрные тени, казалось, метнулись к центру комнаты, обняли тело стигийки, сплелись вокруг неё в тесный клубок. А затем опали. И на полу осталась лежать лишь горстка чёрного пепла.
Безумие завершило свой танец посреди зала.

Добавлено через 14 секунд
Конан помотал головой, освобождая разум от овладевших им чудовищ; подлинных чудовищ из тьмы. Нечеловеческая мерзость и нечеловеческое отчаяние опутали его мозг чёрными тенетами. В миг пугающего прозрения он понял, что вся мерзость, и зло и тьма приходят отнюдь не из чёрных кошмаров звёзд, лежащих за пределами миров; они сосредоточены в самой человеческой сущности. Настоящая тварь спит в нас самих.
Подлинное зло – не в чёрной магии или демонах, порожденьях безразличной стихии. Люди сами творят и призывают зло. И это зло – самое страшное из всех. На миг холодные пальцы бездны сдавили его сердце; но в следующее мгновение кипучая кровь киммерийца смыла тот безумный кошмар, невольным свидетелем которого он стал.
Чёрное отчаяние отступило; он оскалил зубы и торжествующе зарычал. Он снова одолел врага, и об этом весело будет вспомнить в безрадостных Серых Чертогах. Кипучая жажда деятельности смыла и унесла чёрные откровения, горячая кровь, стучащая в висках заставила забыть о кошмаре. Он торжествующе ухмыльнулся и начал путь вверх.

Эпилог.
Жаркое солнце снова осветило две бредущие фигуры. Переменчивая судьба, очевидно, недаром хранила двух необычных путников, не дав им погибнуть ни в чёрных подземельях Кутшема, ни среди песчаной бури; не прошло и полчаса, как из-за горизонта показалась пёстрая змейка каравана…

[Константин Ф.]

Ничего не имею против задуманной манеры изложения. Честно. Но в данном случае - передозировка.
Прости. :/

[Пелиас Кофийский]

Вот и пиши вам.

Добавлено через 10 минут
Просто честно говоря, Конан мне зверски надолел. тут какая-то даже альтернатива... в схеме изложения, что ли - получилась. Хватит с меня бравого киммерийца.

[Germanik]

Что, дописывать свои черновики не будешь? А жаль.

[Пелиас Кофийский]

Ты что буду, конечно. Только передохну, однако

Добавлено через 51 секунду
А как тебе рассказ? Слушай, прости, что не написал рецензию на ваш с Имхотепом рассказ. прсото это пародия, а меня что-то вообще ни на какие рецнзии не тянет. Серьёзно.

[Germanik]

Ну слава Крому, что ты не опускаешь рук. Твой рассказ только собрался читать, так что пока ничего сказать не могу.
А наше произведение нет большого желания комментировать - ничего страшного, переживём:-) (кстати в его написании, кроме Имхепа, принимали ещё Бингам и Кел-кор (Бингам особенно хотелось бы отметить - прошла со мной путь до конца)).

[Пелиас Кофийский]

Во жесть Вы молодцы.

[Germanik]

Кстати в написании ''Падения империи'' опосредственно принимал участие ещё и Константин (Правда он сам об этом скоре всего не знает:-)).

[Bingam Vici]

Мне немного понравилось писать, я сегодня даже маленький рассказик начеркала. Ток не знаю, у Кел-кора на форуме может покажу.