Хайбория: Новый Рассвет (совместный проект Зогара и Бартока)

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Михаэль фон Барток мде, вот так вот, глядя на свой текст "со стороны" ощущаешь необходимость в суровом редакторе, который вычистит все повторы, все "что" три раза в одном предложении, все рассогласования падежов и прочие "проезжая станцию с меня слетела шляпа".

Кто из нас без греха, как говорится

Добавлено через 19 минут
К северо-востоку от Аквилонии: Немедия

"Немедия, в свое время так и не уступившая хайборийцам, едва держалась, зажатая между владыками востока и меченосцами запада, пока с севера не пришло племя асов, покинувших свою занесенную снегом страну. Придя в королевство, асы подались в наемники — и оказались необычайно умелыми воинами: не только отбросили прочь гирканцев, но и сумели остановить натиск пиктов, все еще двигавшихся на восток." (Роберт Говард - "Хайборийская эра")

Самым давним и могущественным соперником Аквилонии было королевство Немедия, что в своих попытках сокрушить растущую мощь западной империи, вступила в военный союз с Бритунией, Гипербореей, Заморой, а также - втайне, - с империей Коф. Однако прежде чем союзники успели объявить войну Аквилонии с востока явился новый, точнее уже старый враг - Туран, в чью армию влилось немало гирканских орд из-за моря Вилайет. Гирканское нашествие сломало хребет новому военному союзу: свирепые кочевники захватили Замору, разорили Коринфию и Бритунию, после чего столкнулись с аквилонской армией, усиленной отрядами из вассальных государств и наемниками - шемитами и варварами. Гирканцы были разгромлены и отброшены в свои степи, а аквилонские войска заняли Замору, что уже не могла сопротивляться никаким захватчикам. Победа Аквилонии продемонстрировала миру подлинную мощь империи, невероятно повысившей свой престиж в Хайбории, как "щита Запада" от восточных орд. Вслед за Заморой пала и Бритуния, после чего аквилонцы, с трех сторон окружив Немедию кольцом из зависимых государств и прямо аннексированных территорий, готовились к решающей битве, что уничтожила бы давнего соперника.

Еще ранее отгремела война между Аквилонией и Гипербореей, причем решающее сражение произошло на территории Пограничного Королевства. Гиперборейская армия потерпела жестокое поражение и в беспорядке отступила на север. Аквилонцы же, удовлетворившись очередной великой победой, не стали преследовать врага, отойдя в свои владения.

Одним из побочных следствий этого сражения стало полное разорение и упадок Пограничного Королевства. Это государство, существовавшее как бы "на отшибе" от остальной Хайбории, веками выполняло роль своего рода "щита" охранявшего цивилизованные царства юга от северных варваров. Вроде Боссонских Топей или Гандерланда, только, в отличие от них сохранявшее более-менее независимую государственность. Среди здешних жителей, в отличие от южных собратьев, культ Митры так не стал здесь доминирующим и местные, наряду с солнечным богом, продолжали поклоняться и старым богам хайборийцев, прежде всего Бори и гиперборейскому Иль-Маринену. Сторону Гипербореи Пограничное Королевство заняло и в аквилоно-гиперборейской войне, за что и поплатилась разгромом, полным разорением и фактическим распадом на независимые феодальные владения. Само собой, что местные властители уже не могли сдерживать натиск северных племен, - нордов и киммерийцев, - которые, к тому времени, изрядно разорив юго-западные провинции Гипербореи, принялись переселяться на юг - в первую очередь в Немедию и Бритунию. Однако судьба этих государств оказалась различной: если Бритуния, ослабленная сначала гирканским, а потом и аквилонским нашествием к тому времени практически утратила политическую субъектность и не могла сопротивляться новым вторжениям, то Немедия до поры до времени успешно "переваривала" относительно небольшие отряды северных искателей приключений.
Асиры и ваниры получали здесь земельные наделы, становились наемниками и вообще, более-менее успешно интегрировались в немедийскую цивилизацию и ассимилировались ею. Точно также вливались в немедийское общество и отряды гирканцев, по тем или иным причинам не поладивших с собратьями и ушедшими на запад в поисках новых земель.

Аквилония все же попыталась завоевать Немедию, однако из-за разлада с боссонцами не сумела этого сделать. А после империи и вовсе стало не до новых завоеваний: усиливалось давление варваров - гирканцев с востока, пиктов и лигурийцев с запада, нордов и киммерийцев с севера. Хватало проблем и на юге, где аквилонцам приходилось давить восстания зингарцев, офирцев, шемитов - также нередко с помощью северных наемников.

Хрупкий баланс сил был разнесен вдребезги нашествием Тогака и его сыновей - Немедия, Бритуния, Пограничное Королевство и Южная Гиперборея оказались только что не снесены с лица земли - был сожжен Бельверус, вырезана почти вся королевская семья Немедии, разграблены самые богатые и густонаселенные провинции. Лишь поражение очередных восточных захватчиков в Киммерии и Аквилонии спасло эти государства от гирканского порабощения, однако и откатившись на восток гирканцы продолжали грабить и убивать, терзая измученную Немедию новыми набегами. А с севера уже катились полчища киммерийцев и северян, согнанных с насиженных мест наступлением ледников.

Если киммерийцы, за исключением ушедшего на восток племенного союза Ротай, расселялись в основном по территории Аквилонии и Пиктских Пустошей( не считая собственно Киммерии) , то норды, за вычетом части племен ушедших вместе с Ротай, а также переселенцев Вальгара Безумного, ушедших в Западное море, - расселялись по просторам Гипербореи, Немедии, Бритунии. Местное население, вместе с ранее расселившимися и более-менее оцивилизовавшимися нордами, как могло сопротивлялось этому нашествию и ожесточенные войны, развернувшиеся на территории здешних государств, грозило похоронить их окончательно. Масла в огонь подливали и периодические вторжения гирканцев с юга.

Наиболее интересно развивались события в Немедии. После разорения центральных регионов возросла роль провинциальной знати, укрепившейся в отдаленных горных провинциях. Лидером здесь стал Горгорий Валент, барон Торский, самый загадочный человек во всей новейшей истории Немедии. Он принадлежал к древнему, но захудалому немедийскому роду, по семейной легенде восходящему еще к древнему Ахерону, пережившему падение древней империи. В горах Торы еще обитали разрозненные племена, что похвалялись происхождением от ахеронцев, окруженные множеством диких и зловещих слухов. Одним из таких слухов касался как раз Горгория, обладавшему довольно необычной для немедийца внешностью - с черными волосами с темно-рыжими прядями, чуть смуглой кожей и желтыми глазами. Как говорили, отец Горгория, Макрий Валент, увлеченный историей древнего Ахерона, немало времени проводил в горах среди вырождавшихся потомков древней жестокой расы. Именно оттуда он привез наложницу, - черноволосую и желтоглазую горскую шаманку, по имени Атла, служившую неким темным божествам, враждебных светлому Митре. От нее Макрий Валент и зачал бастарда: собственно Горгория. Он стал бароном после того, как погиб сначала сам Валент, будучи уже в довольно преклонном возрасте, а потом и его прямой наследник, молодой барон Амальрик, разбился на лошади.

В иные времена все это вызвало бы немало толков, а то и прямое расследование из столицы, но тут началось вторжение Тогака и, практически никому уже не было дела до того, кто стал бароном Торы. К тому же Горгорий обладал острым умом, харизмой и назурядными лидерскими качествами, позволившими ему выдвинуться на первые роли среди немедийской провинциальной знати. Он же приютил племянницу погибшего короля - последнего уцелевшего представителя немедийской династии, а потом еще и женился на ней.

После этого лидерство Горгория среди уцелевший немедийской знати стало практически неоспоримым. Умелый дипломат, он посеял раздор между вторгнувшимися в Немедию племенами северян, поддержав одних против других. Его союзником стал Хьялмар, вождь самого сильного из племен асиров пришедших с Севера. Благодаря этому союзу Горгорий и Хьялмар, сумели разгромить или же подчинить, - где силой, а где дипломатией, - остальных варваров, а потом заключили мирный договор, разделив страну на "немедийскую" и "нордическую" части, обязавшись приходить друг другу на помощь в случае нападения кого-то еще. Этот договор был скреплен браками между сыном Горгория, Фурионом и дочерью Хьялмара, Адельгейдой. Эти двое стали первыми королем и королевой "возрожденной Немедии", включившей также части Бритунии, Офира, Коринтии и Пограничного Королевства.


Горгорий

[Зогар Саг]

Бритуния

Бритунии, как уже было сказано, досталось куда больше, чем ее западному соседу: в Немедии, по крайней мере, оставались отдаленные, не затронутые завоеванием провинции, где держались влиятельные бароны, сохранялись храмы Митры, находила убежище политическая и интеллектуальная элита. Все это позволило хотя бы отчасти сохранить высокоразвитую культуру, - по праву считавшуюся самой богатой и утонченной во всех хайборийских королевствах, - и тем самым заложить основы будущего возрождения королевства. В свою очередь, асиры и ваниры, обосновавшиеся в Немедии, не только многое восприняли от своих цивилизованных союзников, но и сами, будучи обладателями чуждой, но очень жизнеспособной культуры, многое изменили и привнесли.

В Бритунии все пошло по иному сценарию. Последовательно сменявшие друг друга завоеватели, - аквилонцы, туранцы, кочевые орды Тогака, - практически выбили здешнюю аристократию ( за одним исключением, о котором будет сказано позже), здешние города оказались разрушены, а страна в целом разорена. Не помогло и соседство Кезанкийских гор: населенные воинственными и многочисленными горцами, здешние скалы никак не могли стать убежищем, каким оказались отдаленные горные провинции Немедии. Более того кезанкийцы и сами внесли свою лепту в разрушение страны, периодически спускаясь с гор и разрушая то, что не успели разрушить гирканцы или аквилонцы. Учитывая, что Бритуния и в годы своего расцвета заметно уступала в развитии более цивилизованным соседям, неудивительно, что очень скоро страна, уже лишенная даже формальных признаков единой государственности, быстро скатилась в самое дремучее варварство. На развалинах бритунских городов гирканцы пасли своих коней, грабя и всячески унижая местное население, периодически угоняя его на невольничьи базары в туранских городах.

Те же из бритунцев, которых не устраивала подобная жалкая участь уходили в леса, сбиваясь в разбойничьи ватаги и целые повстанческие армии. Особым авторитетом у них пользовались жрицы Виканны: культ богини дикой природы, хоть и не запрещался в Бритунии, тем не менее, считался простонародным и второстепенным по отношению к культу Митры. Теперь же этот культ выступил на первый план, а его жрицы стали подлинными лидерами народного сопротивления. Сам культ Викканы приобретал все более варварские формы: совершенно обычными, например, в нем стала практика человеческих жертвоприношений.

Жестокость "лесных отрядов" Бритунии порождала ответную жестокость гирканцев и кровавое противостояние между ними продолжалось до тех пор, пока с запада не пришли северяне. Те недолго выбирали сторону: бритунцы, как слабейшая сторона, к тому времени были готовы принять с распростертыми объятьями любую помощь. С их помощью северяне выгнали гирканцев и сами воцарились в Бритунии, составив новую аристократию этой страны. Однако, единой Бритунии не сложилось и сейчас: вскоре после изгнания гирканцев победители перессорились между собой. На споры за наиболее богатые земли наложились старые распри между асирами и ванирами, а также между лидерами бритунских "партизан", не так уж редко соперничавших между собой. Таким образом Бритуния на сегодняшний день по-прежнему больше "географическое понятие", нежели государство: территория поделенная между наиболее сильными варварскими вождями, объединяющимися исключительно под угрозой внешнего вторжения, да и то не всегда.

[Зогар Саг]

Помегания

Между Гипербореей и Бритунией, у подножия Грааскальских гор притулилась лесная и озерная страна, с давних пор носившая название "Помегания". Большую часть своей истории она была провинцией Бритунии, хотя сами племена помеганцев не были бритунцами, имея более замысловатое происхождение. Их предки, как и предки вентов, происходили от жителей "Первой Гипербореи", но в отличие от вентов, бежавших от новых хайборийских завоевателей не на восток, а на юг. Перевалив через Грааскаль предки помеганцев расселились в здешних густых лесах. В скором времени туда пришла и еще одна группа переселенцев - на это раз с Запада: потомки ахеронцев, обитавших у дальних восточных пределов зловещей империи, родственные тем одичавшим родам, что укрылись в горах Немедии и Аквилонии. Две волны изгнанников, - ахеронская и гиперборейская, - смешались между собой, породив народ Помегании, с его причудливыми обычаями и религией, сильно отличавшейся от религии большинства хайборийцев.
Главным богом Помегании стал Йесса, Бог-Ящер, по некоторым легендам - один из сыновей Сета, которому Великий Змей отдал во владение Север.

Одновременно с этим, чуть южнее Помегании сформировалось королевство Бритуния, которое почти сразу же начало пытаться подчинить Помеганию. Последняя, конечно, сопротивлялась, однако силы были слишком неравны и Помегания стала провинцией Бритунии, а сами помеганцы отчасти смешались с бритунцами. Впрочем, Помегания обладала и определенной автономией: здесь сформировалась своя знать - так называемые "лесные князья", - иные из которых даже устраивали браки с королевским домом Бритунии и претендовали на власть над всем королевством. Время от времени в Помегании вспыхивали восстания против центральной власти, но, в виду сохранявшегося неравенства сил, рано или поздно все эти мятежи подавлялись, несмотря даже на периодически оказываемую повстанцам поддержку из Немедии, Заморы и, особенно, из Гипербореи.

Ситуация изменилась с началом аквилонских и гирканских завоеваний фактически уничтоживших бритунскую государственность. Помегания, находящаяся на отшибе, напротив мало пострадала - даже гирканские и вентские вторжения в Гиперборею проходили северо-восточнее Грааскальского хребта. Не проявили интереса к диковатой лесной стране и захватчики-норды, расселившиеся значительно южнее. Так что Помегания практически без усилий с ее стороны получила, наконец, желанную независимость. Вскоре из числа "лесных князей" выделился князь Вимейсис, объявивший себя первым королем Помегании. Впрочем, независимость новоявленного королевства оказалась довольно относительной: и Вимейсису и его преемникам приходилось править периодически оглядываясь то на вентскую Гиперборею, то на нордических королей Бритунии.

Вимейсис принимает корону Помегании

[Зогар Саг]

Венты. Прародина и первые завоевания.


Народ, известный как венты, возник на подмостках истории как будто внезапно.


На самом же деле эта внезапность мнимая, связанная с тем лишь, что хронисты и Запада и Востока мало имели представления о том, что творилось на крайнем севере континента. К слову, в рассказах путешественников из Турана, те же северные берега Вилайета представали не то безлюдной пустыней, не то погруженной в вечный мрак страной мертвых, не то обителью ничтожных дикарей, не знающих даже огня. На самом деле это был густонаселенный край, где строились города, возводились и рушились царства, и жило немало людей.
Не сказать, чтобы не было совсем никаких причин воображать северные берега Вилайета так.

Несомненно, уроженцу Султанапура туманы, осенью окутывавшие эти берега, могли показаться непроходимой мглой. В прибрежных скалах, в самом деле, прозябали вырождающиеся горные карлики. Не говоря о том, что климат тех мест, действительно, много холоднее, чем в южном Туране. Мореходство в то время обитатели этого региона еще не освоили, и жизнь их протекала в основном на берегах рек, в глубине континента. Но эти, действительные факты породили художественный образ скрытой туманами страны, которую населяют немногочисленные каннибалы.

Одновременно, ничуть не мешая этому сложившемуся мифу, распространялись и слухи о сказочно богатых королевствах, населенных людьми невиданных достоинств.

Реальность была приземленнее, мы немного говорили о ней в рассказе о народах камбров, тунгов и торманнов, которые, конечно же, были не единственными обитателями обширного и природно богатого региона. Однако история вентов, на самом деле, намного более древняя чем у названных выше народов, до известной степени повторяя историю пиктов и атлантов - предков киммерийцев, где дремучее варварство парадоксальным образом сочетается с причудливой родословной, уходящей корнями в головокружительную даль времен.

Предысторию вентов можно проследить еще со времен Допотопной Эры и Семи империй, владычествовавших над западной оконечностью Турийского материка. Самой северной из тех империй была Туле, которую в более поздних хрониках еще иногда именуют Старшей Гипербореей, хотя и неизвестно, именовали так себя сами тулейцы. Также неизвестно, имеет ли какое-то отношение описанная в проклятой "Книге Эйбона" столица Туле-Гипербореи Комморион к упоминаемой в других хрониках империи "Коммория", а также связано ли все это с именем "киммерийцев", чей народ сформировался на месте континентальной державы атлантов, в свое время вырубивших колонию в теле Семи Империй. Поскольку от тех времен сохранилось больше туманных легенд, чем исторической информации, никто не сможет поручиться за достоверность происходящих тогда событий. Известно лишь, что Туле, чуть менее, чем остальные Семь Империй пострадало от Великой Катастрофы и на далеком севере все еще сохранялись разрозненные группки людей, хранивших память о великой державе прошлого. Они же все еще держались странных руин и заброшенных городов, совершая тайные и жуткие ритуалы, посвященные чудовищным богам "Старшей Гипербореи". О природе этих культов можно только догадываться, однако, вспоминая, что "Книга Эйбона" повествует о популярности культа Тсатхоггуа в Гиперборее, может, оно и к лучшему, что мы так мало знаем о тех временах.


Первые хайборийцы, расселяясь на севере, поначалу не сталкивались с потомками тулейцев, поскольку проживали значительно западнее, а старые насельники этой территории были слишком немногочисленны. Однако по мере своего усиления хайборийцы расселялись и дальше на юго-восток, так, что со временем они все же вступили в соприкосновение с потомками тулейцев. Информация о тех временах крайне скудна, однако отрывочные сведения говорят о том, что хайборийцы нашли общий язык с потомками древней расы и со временем смешались с ними.
Даже знаменитые каменные цитадели гиперборйцев, как намекают иные легенды, были построены под влиянием тулейцев, из обломков их древних строений.

Именно с этого момента отсчитывается начало исторической Гипербореи, как первого хайборийского государства. Другие хайборийцы также продолжали свое движение на юг - в том числе и под давлением размножившихся за Полярным кругом потомков рыжих и золотистых обезьян - будущих асиров и ваниров. Одно из этих хайборийских племен завоевало и Гиперборею, образовав, по сути, новое королевство, оставив ему старое название. Иногда в хрониках именно ту, "первую", Гиперборею именуют Старшей, что делает древнюю историю Севера еще более запутанной и туманной.

Что же до "первых" гиперборйцев, то большая их часть покорились новым пришельцам, более-менее безболезненно смешавшись с ними.
Однако часть "старых гиперборейцев", - возможно тех, в ком была более явной тулейская примесь, - не пожелала принять новых завоевателей и ушла на северо-восток, в далекие, неизвестные никому края, на берегу Ледовитого океана. По иным легендам в старые времена власть Туле простиралась и на эти территории - и это как будто подтверждалось находками странных и пугающих развалин и статуй сохранившихся в тундре. Однако в остальном на этой территории ничто не выдавало следов высокоразвитой, да и вообще какой-либо цивилизации. Сказать по правде, местные жители в своей дикости могли дать фору самым диким из пиктов - и очень скоро новые пришельцы, оторвавшиеся от какой-либо цивилизации, деградировали до их уровня. Но именно здесь в беспрестанной борьбе за жизнь, в охоте на морского зверя, в мире полярных ночей и холода, на котором трещат камни, было положено начало будущему могучему племени. Беженцы из старой Гипербореи смешались с вооруженными каменным оружием могучими охотниками на мамонтов, обитавших когда-то в том, что во времена существования этих волосатых родичей слонов, было высокотравной северной степью.
Именно из смеси этих народов и зародился народ вентов. С обращением степи в тундру и фактическим исчезновением гигантских животных, эти люди, которых прочие народы считали настоящими гигантами, перешли на охоту на морского зверя. Обитали венты, конечно, не только на побережье, но в располагавшихся южнее лесах. В то время по всей видимости, единственным способом пропитания для них была охота. Тем не менее, данные туранских анналов говорят, что уже во времена Конана-киммерийца, отдельные племена вентов уже расселялись на северо-восточном побережье Вилайета, вступая в контакт и с более развитыми народами.

Очевидно из тех времен, ставших у «исторических» вентов столь же легендарно-героическими, как Эпоха Саг у киммерийцев, или правление Конана Киммерийского у аквилонцев, венты сохранили некоторые свои обычаи. Например, культ Черного Медведя, - Морбэра, представляющего собой смесь дикарского тотемизма с какими-то древними культами, в настоящем смысле не смогла перебить ни одна религия, к которой они обращались. Почитались и иные, столь же недобрые божества: Яхха, Лембой, Богорак, Цернобок.


От северных охотников, венты и позаимствовали свою легендарную телесную мощь, которой отличались уже в письменно-исторические времена. Если уроженцев Запада, хорошо знакомых с асирами, ванирами, да и в целом более рослых, венты не слишком впечатляли, то восточные хронисты продолжают описывать звероподобных великанов, хотя в действительности речь все же шла о широкостных людях шести футов ростом. Что же до «звероподобия», то тут имеет место и привычка описывать чужаков в отталкивающем свете, и привычка самих вентов носить огромные бороды, бритье, а порой и простую стрижку которых мужчины северян считали чем-то недостойным, и даже позорным.
Впрочем, это замечание относится к позднейшей эпохе, когда венты из живущих на краю света дикарей обратились во владык обширных земель.

Примерно тогда же и сформировался их облик. Отдаленно венты напоминали асиров или ваниров, крупные белокожие северяне. Но волосы их чаще были русыми, чем золотыми или рыжими, они были шире в кости, а широкие, часто скуластые лица напоминали о примеси крови всевозможных племен леса.

За давностью лет и отсутствием письменных источников трудно восстановить древнейшую историю. Однако, пантеон богов, которым поклонялись венты, некоторые особенности их строительства, указывает на то, что условные «гиперборейцы» играли ведущую роль, основного субстрата, в котором растворялись, обычно без остатка, другие племена тундры и леса.

Обитали венты, конечно, не только на побережье, но в располагавшихся южнее лесах. В то время, по всей видимости, единственным способом пропитания для них была охота.

Очевидно из тех времен, ставших у «исторических» вентов столь же легендарно-героическими, как Эпоха Саг у киммерийцев, или правление Конана Киммерийского у аквилонцев, венты сохранили некоторые свои обычаи. Например, культ медведя в настоящем смысле не смогла перебить ни одна религия, к которой они обращались.

В самые ранние времена венты уже отличались воинственностью, вообще-то обычной для варваров, но удивительной в их окружении. Соседями вентов тогда были малочисленные и разрозненные народы, ведшие тихую, едва ли не пасторальную жизнь. Все они были покорены, обращены сначала в рабов, а потом в итоге поглощены жизнестойкими вентами. Вообще физическая мощь и жадность до жизни этих уроженцев севера отличала их от тонкокостных и меланхоличных рыболовов, которых они так быстро ассимилировали. Когда климат начал меняться и на побережье стало совсем невозможно существовать хоть сколько-нибудь многочисленным племенам, венты, как и многие другие народы, тронулись с места.

В первую очередь ими была захвачена и обжита страна, которую позже назовут Венетой.

Это была расположенная на юг от ледового океана лесистая местность, с обилием озер, некоторые из которых были столь велики, что считались чем-то вроде пресноводного моря. Условия для жизни здесь были суровые, но не настолько невыносимые как на крайнем севере, который, не будучи вполне заброшен, остался всего лишь местом, куда отправлялись охотничьи экспедиции, за шкурами полярного зверя, моржовыми клыками и другими дарами ледового океана.

Тут венты быстро покорили и частично перебили, а частично так же ассимилировали местные народы, слабые в военном плане племена рыболовов и охотников. Примерно в то же время они освоили наконец-то земледелие, которое в лесистом краю могло быть только подсечно-огневым. Как и всегда в таких случаях, хлеб не превратил их мирных пахарей, а лишь дал больше сил для будущих войн.

Венты никогда не были в настоящем смысле слова кочевниками, если уж они приходили на какую-то землю, то с целью занять ее навсегда.

Добавлено через 21 минуту
(Гиперборейская интерлюдия)

В то время Венета впервые появляется в хрониках Гипербореи, как страна воинственных варваров, которые довольно скоро начали наседать на границы древней страны, переживавшей тяжелые времена. Наверное, Гиперборея никогда полностью не оправилась от разгрома, который потерпела от Аквилонии. Дело было не только в том, что на чужбине полегла почти вся гиперборейская воинская знать и лучшие воины. Все повернулось еще хуже. Очень скоро сыновья и младшие братья погибших действительно взяли в руки их оружие. Но обратили его против друг друга. Гибель короля, не имевшего прямых наследников, спровоцировала войну за престол, которая длилась с перерывами, едва ли не полвека и заканчивали ее уже внуки зачинщиков. Во время этих войн, беспощадных, как и все гражданские, все стороны (а их было вовсе не две), пользовались силами наемников. Естественно, варвары из Асгарда, Венеты, или привилайетских степей , охотно шли на службу, уповая не только на плату, но и на возможность пограбить, а то и вовсе присвоить себе какие-то земли рушащегося королевства.

В итоге в Гиперборее все-таки воцарилось единовластие, но к тому времени страна, недавно еще считавшаяся хранительницей чистой хайборийской крови, была сильно варваризирована. Отчасти процессы эти походили на те, что переживала Аквилонская Империя, но все сопровождалось чисто северной жестокостью и прямолинейностью. Если в Империи скорее варвары, хоть и не без эксцессов, интегрировались в ткань более развитого общества, то в Гиперборее происходило не только повсеместное упрощение и огрубление нравов, но часто и просто замена населения. Особенно в последнем усердствовали венты, начавшие с того, что получили во владение пограничные области на юго-востоке, а закончили тем, что едва ли не вся королевская гвардия состояла из вентов, а вентские князья помыкали превратившимся в ритуальную фигуру королем.

Асиры первоначально пробовали играть ту же роль, но в итоге были из Гипербореи вытеснены, или приняли то же подчиненное положение, что и бывшие владыки Гипербореи. Проигрышу асиров способствовало и продолжавшееся ужесточение климата сделало мало пригодными для жизни некогда густонаселенные районы северной Гипербореи, подвергшиеся усиленной нордической колонизации, а ныне обратившиеся в своего рода некрополь под открытым небом. Лишь немногие аристократы, усиленные гвардией из асиров, сумели выжить в своих каменных твердынях, выступая своего рода хранителями старинных нравов. Однако центр государства переместился на юг, в частности на юго-восток, находившийся под властью вентов.

Таким образом, кроме Венеты возникло новое государство, которое можно было назвать вентским – и это государство носило древнейшее название известное западному миру. Отчасти гиперборейцев могло примирить с этим то, что венты, оставались их дальними "потерянными родичами", что неоднократно использовалось вентскими князьями для обоснования своего владычества над Гипербореей, как "восстановления исторической справедливости".

Разумеется, гиперборейцы не исчезли совершенно. Но их слияние с вентами было столь сильным, что можно было говорить возникновении нового народа. От несравнимо более развитых гипербореев венты позаимствовали много ценного, от письменности до ковки доспехов и каменного строительства. Существенные изменения претерпела и религия: за годы совместного сосуществования культы вентов, асиров и, собственно, гиперборейцев смогли слиться в более-менее непротиворечивое целое. Для обоснования этого синкретизма была взята, позаимствованная в свое время гиперборейцами с юга, религиозно-философская концепция Четырех Стихий, с которыми, соответственно, были отождествлены и четыре главных божества "Новой Гипербореи".

Со стихией Воздуха, например, отождествился ледяной великан Имир: властелин снежных бурь и холодных ветров, воплощение того ледяного холода, что веял с Севера. Как не трудно догадаться наибольшим почитанием он пользовался средь потомков нордов. Стихия Огня в свою очередь была отдана на откуп древнему гиперборейскому Иль-маринену, богу кузнечных горнов и подземного огня, властелину пламени и огненных духов. Его земным воплощением также считался легендарный Бори, от которого вели свое происхождение короли Гипербореи - и именно поэтому венты так и не решились окончательно свергнуть старую династию.

Со стихией Воды, как не странно отождествилась гиперборейская Хель - возможно потому, что царство мертвых, которым она повелевала, отделялось от мира живых огромной рекой, реки и ручьи текли по всем владениям Хель, да и сама ее обитель порой представлялась в глубине моря - тут видят влияние ванирских преданий о Кольге. С культом Хель связан и институт жриц, служительниц Богини Смерти. Этот институт пережил и завоевание вентами, с немалым почтением отнесшихся к тем, кого они считали сильными колдуньями. Наконец, со стихией Земли связан самый темный и тайный культ "новой Гипербореи", посвященный вентскому божеству, что табуировано именовалось "Черной Жабой", "Железной Лягушкой", "Болотной Хозяйкой" и иными схожими эпитетами. Подлинное же имя этого божества оставалось табуированным, однако судя по некоторым разрозненным данным речь идет о сильно искаженном варварскими влияниями древнем культе Тсатхоггуа или кого-то из его многочисленных отпрысков, вылупившихся из "икры Тсатхоггуа", о которой содержатся смутные упоминания в "Книге Эйбона".


Все эти культы имеют жрецов и почитателей среди разных группировок гиперборейской знати, его последователи ведут между собой скрытую, но ожесточенную войну, временами выливающуюся и в открытое противостояние. Остается, впрочем, открытым вопрос отражает ли это противостояние реальные противоречия между богами или же оно имеет причиной лишь банальное человеческое властолюбие.

[Зогар Саг]

Венета становится великой державой

Как и среди прочих варваров, у вентов долгое время речи не шло ни о каком политическом единстве. Они были раздроблены на множество племен, управляемых родовой знатью. Постоянные войны, которые венты вели между собой, завоевательные походы на соседей, сформировали многочисленную военную знать и примыкающее к ней сословие воинов.

В отличие от многих варваров, венты довольно широко внедрили в свое общество рабство. Набеги за рабами, сначала с целью задействовать их своем хозяйстве, а потом, после выхода к Вилайету – для перепродажи, стали важнейшей частью их доходов. При этом жестокие князья, распоряжавшиеся потоками денег и рабов, особенно не делали разницы между своими и чужими, так что могли, с целью пополнить казну, разорить соседнее вентское же княжество.

Венты, в отличие от тех же киммерийцев так никогда в настоящем смысле и не приняли кочевой образ жизни, хотя все-таки научились воевать конными. Иногда в своих набегах за рабами они добирались на Западе до истерзанной Бритунии.

Вскоре после походов Тогака, в ходе которых их владения были частично затронуты гирканскими вторжениями, венты сами начали натиск на юг.
Их, как земледельцев, влекли черноземы степи, а как работорговцев – невольничьи города юга.

Выход к Вилайету стал главной задачей уроженцев лесистого севера.

Вентам удалось разгромить недолговечную державу степных асов и покончить с сопротивлением исконных жителей приморья. Таким образом, во власти вентов оказались земли, что прежде считались северными пределами Турана. Местные племена, некогда пришедшие из Гиркании, были разгромлены, хотя это заняло много времени. Не в силах гоняться за кочевниками по степи, венты прибегли к своей излюбленной тактике строительства опорных крепостей и захвата важных бродов, водопоев и колодцев. Еще со времен жизни в далекой приполярной прародине венты были хорошими корабелами. Не удивительно, что и в новейшие времена они предпочитали следовать руслам рек. Стремительные речные суда могли перебросить значительную военную силу на огромные расстояния. И хотя владычество вентов, как и любого другого варварского племени, не означало появление «регулярного» государства с единообразными законами, венты распространили свою власть на огромные территории.

Враги часто, будучи совершенно различны во многом, оказываются сходны друг с другом в каком-то одном аспекте. Трудно представить народы, более чуждые, чем венты и киммирай. Даже в тот век, полный жестокости, вражда их обретет воистину легендарный характер.
Но одна черта у непримиримых врагов нашлась. И те и другие управлялись невероятно разросшимся, но продолжавшим хранить внутреннее единство (что никак не мешало исстрелять друг друга с замысловатым изуверством) кланом.

У степных киммирай это были Блатмаки, Железный Род по самоназванию.
Вентов возглавляли потомки древнего князя Люта. Так что имя Лют, встречается в истории вентов слишком часто, чтобы даже внимательный историк не запутался в «князьях Лютах», хотя многие и носят отличительные прозвища вроде Одноглазый, Большой или Золотой Меч.
Порождая раз в поколение усобицы из-за престола, семья же и не давала развалиться варварской державе.

На момент наивысшего расширения и возвышения Венеты, верховная власть принадлежала великому князю Люту, который позже историей будет назван Проклятым. В подчинении у него был его двоюродный брат Видослав, который собственно и завершил завоевание приморья.
Лют правил из Венеты, старой столицы, расположенной на берегах великого пресного озера. Жестокий и властолюбивый, он при этом отличался истовой религиозностью и вообще угрюмым нравом, не походя на любимый знатью и простыми воинами образ князя, как энергичного воина, искателя удачи и славы.

Таким – жизнелюбивым, обаятельным, сжигаемым изнутри честолюбием, был Видослав.

Не стоит приписывать варварским правителям все мысли, которые любят излагать правители стран цивилизованных. Но, в сущности, ни Видослав, ни Лют, уже не были простыми вождями диких орд, это были государственные мужи. Из уцелевших свидетельств, можно сделать вывод, что Видослав был за то, что полагал движением вперед. Он совершенно связывал будущее вентов, и свое собственное, с недавно завоеванными южными землями, где построил город Радож, который видел новой столицей державы. Видослав настолько, насколько это было возможно, чтобы не быть обвиненным в прямой измене, порвал со старыми обычаями. По слухам он даже склонялся к тому, чтобы официально переменить веру предков, правда, никто в точности не мог сказать, к какому богу он склонялся.

Лют же был ревнителем старины, и справедливо видел в действиях брата будущую измену. Однако, военная мощь Венеты была слишком велика, чтобы думать о прямом противостоянии, так что Видослав, скорее рассчитывал, что благодатный климат Приморья и богатства Радожа со временем перетянут к себе большинство вентов. Быть может, он видел это делом будущего, плодами которого воспользуются только его дети и внуки. Во всяком случае, единственным источником на эту тему являются туманные упоминания, которые оставил в своих воспоминаниях император державы Сяо Луй, который в юности был воином на службе Видослава. В те дни его звали Дагдамм, сын Карраса.

Неугомонный Буйволк, скорее удачливый пират, чем мудрый правитель, несомненно, хотел бы основать независимое княжество на побережье, но в страхе перед военной силой северного владыки вынужден был исправно отправлять дань в Венету.

В недалеком будущем дерзость его сына будет стоить жизни не только самому Буйволку Малому (однообразие княжеских имен приобретает характер, почти комический), но и неисчислимым тысячам вентов. Но то будет после.

Хотя обширность владений как будто должна была способствовать разделению вентов на различные племена, этого не происходило, или, во всяком случае, было отложено на последующие столетия. Военную силу, и то, что можно назвать своей идентичностью, венты, то есть, прежде всего, их военная знать, князья и княжеские дружины, продолжали черпать на севере, в Венете и давно покоренной ими Гиперборее. Там, в суровом, но все же пригодном для земледелия и строительства настоящих городов, краю, набирались отряды отчаянных сорвиголов, руками которых расширялись владения на юго-западе.

Венты продолжали ассимилировать покоренные народы. Если гирканцы были слишком чужими по внешнему облику, и обычаям, чтобы хоть как-то слиться со своими победителями, во всяком случае, в такой короткий отрывок времени, то в браках с торманнами или асами не было ничего удивительного. Асиркой была, например, мать князя Буйволка, с именем которого связывают выход на просторы Вилайета.

Этот уроженец крайнего севера Венеты, будучи младшим, а значит безземельным сыном, малозначительного князя, был прирожденным военачальником, но больше того авантюристом. Во главе наскоро построенного из сплавленного по рекам леса, большого, (не меньше двух десятков кораблей), флота он прошел грабительским набегом вплоть до южных берегов Вилайета.

Таким образом, покорив, и частично заселив, степные просторы к северу от реки Незвая, венты стали значительной силой уже и на Западе. Во всяком случае, под их давлением гирканские племена хлынули в Туран, по дороге снеся недолговечные киммерийские государства на западном побережье Вилайета. Киммерийцы здесь не закрепились так, как на Востоке, не смешались в той же степени с местными народами, потому предпочли откочевать либо во владения Каганата, либо переселились на Острова, либо повернули на запад, к Заморе.

Замора, а точнее то, что от нее осталось после бесчисленных кочевых вторжений, вынужденно приняла эту новую волну переселенцев, но западные царства киммерийцев – тема отдельного большого разговора.
Замора, даже поселившая на границах воинственных степных киммерийцев для защиты от еще более опасных туранских гирканцев, не избежала ударов, которые наносили по ней венты, зашедшие через горные перевалы.

Обогнув же Вилайет с севера, венты вторглись в земли, которые хотя и были населены разрозненными гирканскими племенами, считались собственностью киммерийского кагана

Драма, которую разыграют киммирай и венты, еще только готовилась в те дни, когда уроженцы болотистого Севера сгоняли с земли малозначительные кочевые народы.

До разрушительной Войны Леса и Степи оставалось еще несколько десятилетий. Какое-то время обе варварские империи существовали параллельно друг другу, никак не пересекаясь, потому что венты не стремились отрываться от своих крепостей и от полноводных рек. А киммирай от севера нужен был, в сущности, только лес, который исправно поставляли им в обмен на скот.

Цитата: Автор: Иммель НЕ-к-а-н-о-о-н ! Об этом Говард не писа-а-а-л!

Откуда бы вам-то знать, про что Говард писал, а про что нет? Вы даже в пингвинах не разбираетесь, а про Говарда рассуждаете.

[Михаэль фон Барток]

ажно олдскулы свело )))

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Михаэль фон Барток ажно олдскулы свело )))

Да не говори. 15 лет прямо сбросил

[Михаэль фон Барток]

а Пелиас очередную учётку удалил!
Есть в мире нечто неизменное.

[Зогар Саг]

Коринфия, Офир, Коф, Шем

Юго-Восточные государства "хайборийского мира" вынуждены были испить свою чашу бедствий, грабежей и чужеземного владычества. И, хотя поначалу их судьба выглядела достаточно схожей, впоследствии их пути сильно разошлись.

Затерянная в Карпашских горах Коринтия, как и большинство хайборийских государств, оказалась под влиянием Аквилонии, однако напрямую в состав Империи не вошла, ограничившись выплатой дани и выставлением воинских контингентов в имперские армии. Впоследствии, аквилонцы были вынуждены отойти на запад под давлением гирканских захватчиков, и Коринфия тут же объявила о своей независимости. Не успела она порадоваться этому факту, как гирканцы вторглись и в эту страну, которая тут же оказалась под игом, куда более суровым, чем западное. В жестокой битве у стен коринфийской столицы пал король Коринфии и немалая часть коринфийской знати. Уцелевшие отступили в горные замки, в теснине ущелий и лесистых гор чувствуя себя в относительной безопасности. Гирканцы же расселились по равнинной части Коринфии, обложив данью здешние города и сами заняв место свергнутой верхушки. В то же время, в лесистых Карпашских горах оставалось достаточно коринфийцев, не покорившихся захватчикам, то и дело устраивавших набеги на гирканские становища. Но даже общий враг не сумел остановить центробежные тенденции в "Коринфийском Каганате", вскоре распавшееся на отдельные города-государства, где правила гирканская знать, вынужденная все больше считаться с местной торговой верхушкой (так называемым патрициатом).Ситуация во многом повторяла аналогичную ситуацию в Бритунии разве что в отличие от последней, в Коринфии сохранилась своя знать и достаточно деятельное жречество, - как правило митрианское, - то выступавшее рука об руку с патрициатом и идущее на компромиссы с гирканцами, то становящееся во главе восстаний.

В целом же в Коринфии сохранилась патовая ситуация: гирканцы не могли подавить горные и лесные убежища карпашских повстанцев, а те, в свою очередь, никак не могли изгнать гирканцев из городов и равнинных территорий.

Неустойчивое равновесие в стране оказалось нарушено с приходом новых захватчиков-асиров, сходу сцепившихся с гирканцами. Разбив кочевников в нескольких сражениях, северяне выбили их из страны и сами заняли место господствующей верхушки. Относительно легкой их победы способствовал и то, что Коринфия в целом плохо подходила для действий гирканской конницы и власть степняков над страной всегда была довольно неустойчивой. Асиры же, частично изгнав, частично вырезав гирканцев, установили контроль над страной, в том числе и благодаря части патрициата, пошедшего на сговор с новыми захватчиками. Они же оказались более способными к боям в лесах и горах, так что и непокорная коринфийская знать, после нескольких чувствительных поражений и разрушенных замков, была вынуждена пойти на соглашение с асирами. Со временем, асирские захватчики смешались с коринфийской знатью, составив правящую верхушку новой Коринфии.

Способствовало их сближению и принятие асирами митрианства, впрочем, испытавшего сильное влияние асирских верований. Не без влияния митрианских жрецов, стремившихся сблизить обе культуры, Митра приобрел так много черт нордического Имира, что по сути речь шла о некоем синкретическом культе - собственно и само божество порой именовалось Мимиром и изображалось в виде грозного воина, причудливо сочетавшим черты двух богов. Соответственно изменялось и сама Коринфия, ставшая суровой, воинственной страной, сохранившей, тем не менее, многие черты хайборийской культуры и видевшей себя ее защитником. Защищать же ее приходилось как от накатывающихся время от времени гирканских орд, так и от поселившихся в Заморе киммерийцев. В то же время коринфийцы заключили союз с Немедией, уступив ей часть территорий.

В отличие от Коринфии Офир чуть ли не с самого начала аквилонской экспансии был напрямую аннексирован и объявлен провинцией. Впрочем, под властью Аквилонии местные порядки остались во многом прежними, и особых проблем у империи с бывшим королевством не было. Точно также Офир был подвергнут разорению гирканскими ордами, когда восточные кочевники все же оттеснили аквилонцев на Запад и воцарились в королевстве, составив его правящую верхушку. Особенно страшному разорению Офир подвергся во время нашествий Тогака и его сына Мугэ. Годы этого нашествия вошли в историю Офира, как одно из величайших бедствий, но в то же время и как его один из величайших триумфов: ведь даже это непобедимое воинство, поставившее на грань уничтожение саму Аквилонскую Империю, не смогло взять Ианту - старую столицу королевства. Сопротивление захватчикам возглавил граф Амулий - один из немногих оставшихся представителей родовой офирской знати, пошедшей на сговор с гирканцами. Сейчас этот зыбкий союз оказался разорван: после поражения орд Тогака под Тарантией и его беспорядочного отступления, больше похожего на бегство, кончившегося смертью Мугэ от офирской стрелы, Амулий, возымевший собственные амбиции, обвинил гирканскую знать Офира в сговоре с захватчиками и устроил дикую резню гирканцам. В этом Амулия поддержало подавляющее большинство офирского населения, а также - осторожно, - аквилонский император Вимарк, имевший собственные виды на Офир. Меж тем Амулий, при поддерже купеческой олигархии Ианты, объявил себя королем Офира. Однако долго наслаждаться этим статусом ему не пришлось: Офир сотрясло сначала переселение киммерийцев-ротай, а вслед за ними - нашествие немедийских асиров. Потеряв немалую часть страны, Амулий был вынужден идти на поклон к Вимарку, признав себя вассалом его, а значит и всей Аквилонии.

Судьба Кофа, а также некогда отпавших от него государств Хорайя и Хауран, как оно не раз уже бывало, оказалась тесно связана с судьбой Шема. Сам Шем, как и в прошлые века, был разделен на две части: западную, с богатыми городами-государствами и восточную, населенную полудикими кочевниками-зуагирами. Это разделение сыграло свою роль и во времена аквилонской экспансии: если Запад был прямо аннексирован империей, то восточных шемитов лишь обложили податями и обязали поставлять вооруженные отряды в аквилонскую армию. Аналогичной повинностью было обложено и королевство Коф, хоть и сохранившийся, как государство, но попавший в зависимость от западного соседа. В то же время, память о былом величии "империи Коф", одного из соперников Аквилонии за лидерство в Хайбории, порождало у кофийских королей своего рода "фантомные боли", вынуждавшие их ввязываться в разного рода тайные сговоры с врагами Аквилонии - прежде всего с Немедией. Что же до Хорайи и Хуарана, то они сохранили внутреннюю самостоятельность и в целом были более лояльными вассалами Аквилонии, видя в ней защиту от посягательств Кофа.

Гирканское нашествие в очередной раз перевернуло политическую карту мира в регионе. Восточные шемиты, кочевники, как и сами гирканцы, были увлечены на запад, в составе неисчислимых орд. Хорайя и Хауран, также как и Коф, также легли под гирканцев, в то время как западный Шем стал, своего рода, яблоком раздора между Аквилонией и "Большим Тураном", переходя из рук в руки. Так продолжалось до нашествия Тогака и его сыновей, Мугэ и Арулада. Именно последний, после поражения под стенами Тарантии, отступив на восток, стал владыкой огромной империи, включавшей в себя весь Шем, Коф, Хорайю, Хауран и Замору. Последнее завоевание, впрочем, оказалось быстро потерянным - как из-за своей удаленности, так из-за близости других степных орд, однако Коф и Шем оставались под властью Арулада. Сам он, как и его потомки, со временем все более шемитизировался: Арулад, например, выбравший своей ставкой Эрук, носил украшенные золотом одежды шемитских царьков, носил накладную курчавую бороду, по местному обычаю, всячески заигрывал с шемитской знатью, жречеством и купечеством, чем немало злил собственно гирканскую элиту.

Аналогичную политику он проводил и в Кофе, который, впрочем, являлся своего рода переферией империи с центром в Шеме - что немало злило уже кофитов. Также Арулад оказывал всяческое почтение шемитским культам, что, как и в прошлые времена, распространялись далеко за пределы собственно Шема. Почитание Деркето, Бела, Дагона и особенно Иштар, бывшей главной богиней и в Шеме, широко распространилось по всей державе Арулада. Сам же каган Шема поклонялся Птеору, отождествленного им с гирканским Эрликом. Однако уделял он внимание и иным культам - темным и кровавым, порождениям проклятой Сабатеи и окутанных тайной храмов Асгалуна. Во дворе Арулада собирались гадатели, астрологи, алхимики и разного рода маги, от которых он рассчитывал получить секрет долголетия, по слухам, ведомый пелештинским мудрецам. Были ли за этими слухами хоть крупицы правды - этот вопрос остался открытым, поскольку сам Арулад так и не дожил до того, чтобы это проверить. Однажды его нашли на ложе, где он отдыхал сразу с четырьми наложницами, со страшной раной в груди. Мертвыми оказались и все трое женщин, тогда как четвертая исчезла и все старания Баяра, наследника Арулада, найти убийц отца оказались безуспешными. Сам же Баяр, не доверяя никому, окружил себя стражей из пелиштинцев и устроил массовые репрессии против гирканцев в своем окружении, не без оснований подозревая их в заговоре. Тогда же он перенес свою столицу в Асгалун, где, в общем и целом, продолжил политику отца по дальнейшей "шемитизации" своей империи. Он же установил неплохие отношения со стигийским царем Каштой, а также его дочерью и наследницей Деркетари: по ее приглашению он даже несколько раз посещал ее резиденцию на острове в дельте Стикса. Этот шаг, впрочем, вызвал недовольство уже шемитов, видевших в этом шаге сближение с давним поработителем.

Что же до Кофа, то и Баяр и его наследники, откровенно пренебрегали бывшей империей, уделяя ей лишь незначительное внимание, по остаточному принципу. Сам Коф, подобно Шему, распался на города-государства, управляемые гирканской знатью и хранившие лишь смутное воспоминание о былом единстве. С местным населением у гирканцев отношения не сложились, хотя гирканцы и приняли религию своих подданных - все то же поклонение Иштар. Гирканская знать правила и в Хорайе, что же до Хаурана, то там сохранилась местная Асхаурийская династия, под присмотром гирканского наместника.

Конец гирканскому владычеству в Кофе положило нашествие киммерийцев Ротай. С боем пройдя через Офир, они вторглись в земли Кофа, с нескольких жестоких боях полностью разгромив гирканские орды. Прорубившись сквозь Коф, киммерийцы ворвались в Шем, оставляя за собой кровавый след и устремились на восток, гоня перед собой стремительно отступавших гирканцев. Часть их, впрочем, перешла на сторону киммерийцев, возвращаясь на историческую родину в составе новой Орды, отмечавшей свой путь немыслимыми грабежами и убийствами.

Вслед за киммерийцами последовали северяне, большей частью немедийские асиры, из тех, что проиграли борьбу за власть Хьялмару и Горгорию. Они вторглись в Коф, где грабили и разрушали все, что не успели разрушить и разграбить киммерийцы. Единственным местом, где горожане отсиделись от северного, - а ранее от киммерийского, - нашествия остался Хоршемиш, бывшая столица Кофа. Тамошние элиты, укрепившись в городе, направили послов к аквилонскому императору Вимарку. Тот, не долго думая, ввел войска, аннексировав всю западную часть Кофа, а заодно и Хорайю, разрушенную нашествиями киммерийцев и северян. В авангарде аквилонского наступления были и отряды наемников-асиров, что доблестно сражались со своими более дикими собратьями. Часть их, впрочем, удалось перетянуть на сторону империи - и именно асиры, осевшие в западном Кофе и смешавшиеся с местным населением стали основой новой нации.

Иная судьба ждала Хауран. Находящийся чуть в стороне от варварских нашествий, уже избавившийся от гирканцев, народ Хаурана заодно сверг и собственную королеву, отметившуюся совершенно непотребным для монарха поведением. В Хауране была провозглашена своего рода "республика", управляемая народным собранием. Сама же королева Саломея, бежав вместе с кучкой приверженцев, встретилась с отрядами уходящих на восток северян, из тех, кто не сумел удержаться в западной части Кофа. Возглавлял этих северян, Хеймунд Рыжий, асирско-ванирский полукровка, что было довольно необычно для преимущественно асирского отряда. Однако Хеймунд был человеком выдающихся достоинств - и выдающейся же жестокости. Именно на этой почве он и нашел общий язык с королевой Саломеей, которой он помог вернуться в Хауран и сел на трон после нее. Именно эта парочка, растоптав робкие ростки народоправства в Хауране, очень скоро распространила свою власть и за его пределы, объединив под своей властью весь восточный Коф.

Хеймунд и Саломея

Что же до Шема, то после ухода гирканцев кочевники-зуагиры вернулись к своим обычным занятиям, а западные шемиты, чьи города подверглись сильным разрушениям, стали легкой добычей для находящейся на подъеме Стигии. В последней, кстати, к тому времени к власти уже пришел сын Деркетари Сетнахт, однако его правление уже отдельная, весьма драматичная история в истории этой страны

[Зогар Саг]

Новая Хайбория

Теперь бросим общий взгляд на мир, каким стал примерно через столетие после начала вторжения Арулада и Мугэ. Именно приход сынов Тогака традиционно принято считать датой начала того, что обычно называют Эпохой Варваров или Великим Переселением.

Трудно предположить, как повернулась бы история человечества, если бы вторжение кочевых орд с Востока не наложилось на “год без лета” охвативший северные регионы Хайбории. Возможно, это стало бы еще одной большой войной, каковых человечество пережило немало. Возможно, на столетия власть над большей частью цивилизованного мира оказалась бы в руках уроженцев Гиркании.

Но пришедшие в движение после тысячелетнего прозябания на крайнем севере-западе, нордхеймцы оказались тем самым камнем, который вызвал обвал.

Потрясения, пережитые Хайборией были ужасны. Тем более, что кровопролитные войны сопровождались природными катаклизмами, часто много более опустошительными, чем любые походы любых вражеских армий.

Но, с удивлением, которое прорывается уже в свидетельствах современников, историку следует согласиться в том, что в целом мир устоял.

Политическая карта изменилась, иные страны ушли в прошлое, другие возвысились, возникнув как будто на пустом месте, менялись религия, образ жизни, а порой и сам физический облик народов.

Однако, царства всеобщего варварства и полнейшего обрушения всех основ старого порядка не случилось.

На Западе хайборийские народы продемонстрировали свою удивительную жизнестойкость. Конечно, то, что задним числом легко называют “вливанием в жилы молодой крови”, на уровне личной судьбы могло выглядеть трагедией. Но что для Истории слезы горечи и унижения, пролитые в изобилии жителями стран, где сила и власть надолго оказалась в руках свирепых варварских “королей”?

Это правда, что многие из победителей вели себя демонстративно нагло и презирали своих новых соседей и подданных. Но уже во втором поколение началась ассимиляция, тем более эффективная, что у хайборийцев Немедии, Гандерланда, Бритунии и других “старых” стран в достаточных количествах сохранились высокая культура и методы хозяйствования, которые были сами по себе привлекательны.

То же самое можно сказать и насчет великих городов Востока. Аграпур, Султанапур, Ховаризм или Согария оказались достаточно сильны, чтобы не только пережить кочевые вторжения, но суметь распространить свое влияние на грубых победителей.


Сознательных фанатиков варварства история помнит не много. Люди подобные хану Бухэ, который целенаправленно истреблял оседлых жителей подвластного ему Иранистана, не могли быть многочисленны.
Конечно, в ходе завоеваний многое было разрушено, многое утеряно, а посчитать убитых людей и вовсе не представляется возможным.

Но в массе своей все свирепые вожди варваров, не важно, назывались они ханами, как у гирканцев, или риксами, как у лигурийцев, вовсе не мечтали превратить мир в дикую пустошь. Собственно, из пустошей они и вышли, на блеск золота и шум городов. Алчные, грубые, безграмотные, победители хотели жить в каменных домах, а не в шатрах из шкур, есть и пить с золота, а не с дерева. Потому они, вполне сохраняя в себе гордыню завоевателей, стремились сохранить самые эффективные, способные принести больше всего богатств, черты старого уклада. Не все, подобно гандерландскому королю, киммерийцу Лабрайду спешили перенять образ жизни покоренных народов, но все же традиционный уклад жизни и даже верования варваров не могли противостоять цветущему разнообразию культур старого мира.


Лабрайд на коленях в храме Митры - любимый сюжет аквилонских художников позднейшего времени. Быть может, рисующие киммерийского вождя, осененного светом Солнечного Бога, живописцы и не подозревали, как их работы, при всей разности техники, схожи с шемитской каменной статуей, изображающей Арулада в накладной бороде, или чеканкой по золоту, запечатлевшей Кесема Сылчака, в короне туранских падишахов.


Объем нашей работы не позволяет в полной мере отобразить все процессы, происходившие на просторах, от Гирканских Врат, до Западного Океана, и от берегов Стикса до ледовой гряды, вознесшейся на месте когда-то населенных Иглофийских гор.

Следует лишь упомянуть, что концом Эпохи Варваров негласно считают гибель Карраса Жестокого - великого киммерийского кагана, построившего к востоку от Вилайета варварскую империю, которая всерьез претендовала на господство над всем Востоком. Однако, военизированное, до такой степени, что нормальная жизнь без постоянных войн, была для него уже невозможна, государство Карраса, не пережило своего создателя.

После полутора десятилетий войн, Каганат окончательно распался. Ни Западный Киммерийский Каганат, ни Восточный Киммерийский Каганат, ни Джикия, ни Афгульский Эмират, ни Алая Орда, ни держава Сяо Луй, которые остались под властью различных ветвей Блатмаков, из истории не исчезли. Но смерть Карраса положила конец не только его грандиозным планам строительства всемирной кочевой империи, но запустила процесс ассимиляции и цивилизации степных киммирай в среде покоренных ими народов.

Каррас был, с одной стороны великим государственным умом, пытавшимся организовать свою державу как абсолютную монархию, связанную единым Законом. С другой стороны, он был один из немногочисленных “фанатиков варварства”. В своем желании сохранить кочевой образ киммирай, как опору военной мощи Каганата, Каррас доходил до мелочной, абсурдной жестокости и мстительности.

Он был не так беспричинно свиреп (да и попросту примитивен), как старый деспот Бухэ. Но, именно в силу ума и проницательности, добился больших успехов в деле превращения целого народа в сословие безжалостных, живущих только ради выполнения приказов своего правителя, воителей.

Когда Каррас пал, убитый ударом в спину собственным сыном, в Великой Степи не было киммерийца, который не был бы воином на службе великого кагана.

Эта чрезмерная военизированность и вызвала последующую череду войн за трон. Пока враждущие киммерийские князья не выяснили, что никакого трона от великого Царя-Дракона им уже не осталось.

Крах Каганата с одной стороны, изгнание гирканцев из Иранистана с другой, принятие Кесемом титула туранского падишаха, случившиеся в пределах одного десятилетия ознаменовали собой конец эпохи, когда весь мир находился в ужасе, в ожидании вторжений из-за Вилайета.

На Западе же концом Эпохи Варваров традиционно считают день, когда аквилонские войска разгромили Лигурийский Союз, и в занятой аквилонцами столице Лигурии заключили “вечный мир”.

Мир, конечно же, не оказался “вечным”, войны и в дальнейшем будут сотрясать Хайборию. Но исчезла страшная, почти экзистенциальная угроза, которую бывшая Пиктская Пустошь продолжала нести цивилизованному Западу.

Вообще, в каждой стране концом Эпохи Варварства считают разные события.

Хоть они случились не в один год и даже не в одно десятилетие, все символические заключения уний, перемирий, династических браков, громкие победы или восшествия на престол основателей новых династий, уложились в жизнь одного человека. Пусть этому человеку пришлось бы прожить долго, чтобы ребенком застать гибель Карраса, а старцем - разгром Лигурийского Союза.

Что увидел бы современник кагана Карраса, шахиншаха Даврана, султана Кесема, императора Луция Децима и короля Слоана, будь у него возможность единым взглядом окинуть весь мир?