Хайбория: Новый Рассвет (совместный проект Зогара и Бартока)

[Зогар Саг]

Для начала определился в терминах. "Альтернатива", альтернативная история это не то, что обычно подразумевается под этим на данном форуме с момента его основания. Определение это выглядит так:

Цитата: Альтернативная история (АИ) — жанр фантастики, посвящённый изображению реальности, которая могла быть, если бы история в один из своих переломных моментов (точек бифуркации, или точек развилки) пошла по другому пути. В произведениях, созданных в жанре альтернативной истории, непременным элементом сюжета является изменение хода истории в прошлом (относительно времени создания произведения). По фабуле произведения, в некоторый момент прошлого по какой-либо причине, либо случайно, либо в результате вмешательства внешних сил, например, пришельцев из будущего, происходит что-то отличное от происходившего в реальной истории. Случившееся может быть связано с широко известными историческими событиями или историческими личностями, а может казаться, на первый взгляд, малозначительным. В результате этого изменения происходит «разветвление» истории — события начинают развиваться по-другому. В мире с изменённой историей и происходит действие. Оно может проходить в любое время: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем, — но на происходящие события существенным образом влияет факт изменения истории.

Вышеуказанный принцип и было решено применить к говардовской "Хайборийской эре", в попытке спасти хайборийскую цивилизацию от коллапса и разрушения. Как известно из эссе Роберта Говарда "Хайборийская эра" созданный им мир погиб во многом благодаря "роли личности" в истории, а также благодаря цепи несчастных случайностей приведших к крушению великие королевства Хайбории. Напомним, что об этом писал отец-основатель:

"По странному капризу судьбы, пикты вступили на путь создания собственной империи в результате усилий всего одного человека, и притом чужеплеменника. Этим человеком был Арус, немедийский священнослужитель и прирожденный реформатор. Что именно заставило его обратить внимание на пиктов, нам в точности не известно, однако история свидетельствует: однажды он решился отправиться в дебри запада и смягчить жестокие нравы язычников, разъясняя и вводя в тех местах кроткий культ Митры. Аруса не устрашили даже жуткие истории о том, что случалось с путешественниками и торговцами, дерзавшими отправиться туда прежде. И судьба ему улыбнулась: одинокий и безоружный, он достиг-таки народа, к которому стремился, — и не был тотчас заколот копьями, как ему предрекали...Арусу повезло: судьба столкнула его с вождем, которого природа одарила необычайно ясным умом. Звали его Горм. Современному человеку понять Горма столь же трудно, как Чингисхана, Османа, Аттилу или иных, рожденных в дикой стране среди необразованных варваров и, тем не менее, наделенных духом завоевания и основания империй…

...Арус был достойнейшим представителем народа, чей врожденный артистизм был отточен столетиями цивилизованной жизни. За Гормом же стояло сто тысяч лет необузданной дикости. Поступь тигра была в его бесшумной походке, хватка гориллы — в хватке его рук с черными от въевшейся грязи ногтями, и во взгляде его горел тот же огонь, что светится в глазах леопарда.
Арус был человеком практичным. Он постарался заинтересовать дикаря соображениями материальной выгоды. Повествуя о величии Митры, он красочно описывал мощь и роскошь хайборийских королевств — ибо что, если ее труды и учение Митры, возвышало их и утверждало во славе? Он рассказывал Горму о городах и плодородных равнинах, о мраморных стенах и железных колесницах, о башнях, увенчанных драгоценными камнями, и о всадниках в сверкающей броне, мчащихся в битву. А Горм, ведомый безошибочным инстинктом варвара, пропускал мимо ушей все, что касалось богов и их учений, и жадно вбирал рассказы о земном могуществе, столь живо описанном чужаком. И вот таким образом в жалкой лачуге с плетеными стенами и земляным полом, где на колоде красного дерева сидел жрец в шелковых одеяниях, а перед ним — смуглокожий вождь в тигровых шкурах, — вот таким образом и именно там был заложен первый камень в основание империи." (Роберт Говард. "Хайборийская эра")

О том к чему это привело, как пикты, сплотившись под властью Горма, сокрушили великую Аквилонскую империю, а вместе с другими варварами - и всю Хайборийскую цивилизацию, как волны варварских нашествий, одна за другой, стерли с лица земли всякое упоминание о ней можно прочесть в том самом эссе, благо оно сравнительно невелико.

Нас же тут интересует тот момент, что падение Хайборийской эры, согласно тому же Говарду, вовсе не было предопределено - а значит и вся ее история могла пойти по совсем иному сценарию.


Какому? Об этом мы и попытаемся рассказать в нашем произведении.



Добавлено через 10 минут
Мир накануне Эпохи Варваров.

Одно из событий, в известной степени, определивших судьбы Хайбории, и возможно, позволившее странам Запада выстоять под ударами гиркано-туранских воинств, произошло в пределах Пиктской Пустоши. В устных традициях участников, эта, малоизвестная в «цивилизованной» Хайбории, война, осталась одним из важнейших событий в истории.


Между тем, даже в Аквилонии, многие о ней просто не слышали. И это не удивительно, ибо в те же годы страна содрогалась от ударов с Востока.
Практически единственным письменным источником по теме пикто-киммерийской войны осталось сочинение некоего Теана из Немедии. Теан приходился племянником известному немедийскому ученому и проповеднику Митры, жрецу Арусу. Последний остался в истории как автор подробнейшего атласа известного на тот момент мира, который включает описания таких далеких и загадочных мест, как горные области Афгулистана или Черные Королевства крайнего Юга. При этом многие разделы атласа написаны Арусом не со слов всевозможных авантюристов, а по собственным впечатлениям. Ученый муж был человеком неуемным, и совершенно точно известно, что в Киммерии, Гиперборее, Заморе, Западной Гиркани и на равнинах к северу от Вилайета он побывал лично.

Любопытно, что Арус питал странную симпатию к народу пиктов. Его рассказ о пиктах в книге удивительно комплиментарен. При этом, кажется, единственным пиктом, которого Арус знал, был наемник Гарднак, состоявший при Арусе телохранителем. Некогда священник выкупил его из тюрьмы. Чтобы ни натворил Гарднак, ему за это грозила виселица, но Арус спас ему жизнь. Так варвар посвятил жизнь служению своему спасителю. Наверное, он и является главным, если не единственным источником Аруса, при написании глав о Пустоши Пиктов.
То ли вдохновленный обществом своего верного слуги, то ли по другим причинам, ученый муж собрался лично отправиться на крайний Запад континента.

О том, что должна была представлять из себя миссия Аруса, гадали много лет все, кого эта тема вообще способна была заинтересовать. Официально - священник собирался предпринять попытку обратить пиктов в митрианскую веру. Это звучит как будто не слишком правдоподобно, но случались в истории миссионерские путешествия и опаснее и загадочнее. Наука и религия того времени еще не разошлись разными дорогами, и ученый Арус мог быть искренне верующим, желающим приобщить соплеменников своего телохранителя к Свету Митры.


Интерес ученого к неизведанным уголкам земли – тоже повод как будто основательный.


А вот почему миссию собрался финансировать немедийский двор – уже не столь очевидно. Отсюда бесконечные спекуляции на тему того, что религиозная цель поездки была всего лишь прикрытием для попыток заключить с пиктами воинский союз против Аквилонии.


Так или иначе, Арус совсем уже собирался отправиться в Пустошь, но буквально на пороге дома, внезапно схватился за грудь, сделал несколько тяжелых попыток вздохнуть, и скончался. Сердечная жаба – болезнь непредсказуемая. Здесь мы так подробно описываем судьбу одного единственного человека лишь потому, что его племянник оставил будущим поколениям подробную историю пикто-киммерийской войны.


Вместо Аруса поехал Теан, тоже человек ученый, но талантов дяди лишенный начисто. Гарднака в то время уже не было в живых, но как сей муж покинул мир неизвестно, да и совершенно не важно. Теан достиг границ Пустоши, а вот дальнейшая его судьба была тяжела и даже трагична. В первые же дни за Черноводной его небольшой отряд был перебит, а сам он попал в плен. Видимо Теана воспринимали как некую диковину. Он немного знал язык, порывался говорить на какие-то загадочные темы, продемонстрировал несколько забавных фокусов. Потом выяснилось, что жрец владеет искусством врача. Великим целителем Теан не был, но все же во врачевании ран знал толк. Благодаря этому пребывание его в плену было относительно комфортным. За проведенные в плену у пиктов годы, Теан по всей видимости, смирился со своей участью и даже пытался находить в ней положительные стороны. Его попытки проповеди были безуспешны, и он утешался тем практическим добром, которое сумел оказать дикарям. В качестве врача он стал пользоваться уважением, если не почетом. В повседневной жизни Теан, перестал ощущать себя пленником. Он старался использовать предоставившийся ему шанс поглубже узнать жизнь таинственного народа. Со временем, раздобыв письменные принадлежности, Теан начал вести записи, много внимания уделяя обычаям пиктов, их религии, легендам.


Несколько раз пленника дарили и выменивали, и наконец, он оказался в рабстве у пиктского вождя по имени Горм. Судя по всему, человек это был незаурядный. Оставаясь диким лесным пиктом, Горм все же был слишком честолюбив и алчен, чтобы считать образ жизни предков лучшим из возможных. Со слов Теана, он пристально интересовался новшествами в военном деле, производством железа и мечтал о большем, чем изнурительные межклановые войны пиктов.


Дальше Теан вдруг ударяется в пространную фантазию, как могла бы повернуться судьба пиктов и всех их соседей, если бы такой сильный вождь, как Горм, сумел объединить вокруг себя племена Пустоши. Не совсем понятно, что заставило обычно сдержанного и точного в своем рассказе, Теана пуститься в такие отвлеченные рассуждения. Наверное, причина тому – великая трагедия пиктского племени, свидетелем которой он стал. Этот полет фантазии, который занимает несколько страниц повествования, вдруг прерывается кратким упоминанием, что Горм был среди первых жертв киммерийского вторжения. Непреклонный варвар во главе своих людей вышел навстречу много превосходящим силам киммерийцев, и пал в бою в первые же мгновения. Когда Горм, размахивая топором, устремился навстречу киммерийскому строю, какой-то воин метнул дротик. Острие дротика вонзилось в горло вождя и вышло из затылка.


Теану в очередной раз повезло. Киммерийцы отлично знали, кто перед ними, потому что ни немедийцы, ни священники Митры не были для них чем-то неизвестным. Теана вновь взяли в плен, но обращались с ним гостеприимно. То ли заступничеством Митры, то ли по милости киммерийских воителей, он выжил во время одной из самых жестоких войн в истории Хайбории. Находясь в самой ее гуще, ни разу не обнаживший меч, Теан, врачевал равно воинов обоих сторон, и кажется, всерьез пытался уговорить киммерийцев вести войну чуть более «по-рыцарски».


Можно только предположить, как смеялись над его предложениями вожди победоносной армии. Но сам Теан чудесным образом сумел не вызывать ни у кого гнева, достаточного, чтобы на него подняли руку. Сыграло ли уважение, которое всякие суеверные люди испытывают к тем, кто кажется им отмеченным печатью богов, или киммерийцы в самом деле были, на свой лад, «рыцарями», неведомо. Теан не только пережил Пикто-Киммерийскую войну, но и потом добрался до Немедии, где и написал свою книгу.

[Vlad lev]

Хм, слишком уж термин современен:
"Потом выяснилось, что жрец владеет искусством врача". Тогда уж лекаря, целителя... врачевателя

[Михаэль фон Барток]

Тут видимо невычитанность обычная. Судя про построению предложения и предполагалось "'искусством врачевания".

[Зогар Саг]

Пикто-киммерийская война



Что же представляла из себя эта война, почему она столь незнаменита, и почему ей приписывают такое огромное значение?

Предыстория уходит во времена столь далекие, что они относятся скорее к мифологии, чем истории Хайбории. Так или иначе, кровная вражда между пиктами и киммерийцами отсчитывается со времен Атлантиды, если не ранее. С чего началась ненависть, установить, наверное, невозможно, но когда враждуют десятки поколений, она (ненависть) просто впитывается в кровь.

Тем не менее, несмотря на традиции взаимных набегов и обычаи вроде обтягивания щитов содранной с врагов кожей, изготовления чаш из черепов, варвары никогда не доходили до того, чтобы прямо угрожать самому существованию народа-врага.

Причина тому очевидна – сам уровень развития общества, а значит и военного дела. В условиях прозябания в вечном варварстве, через эфемерную границу рыскали туда и сюда отряды, насчитывавшие обычно от полудюжины, до трех дюжин молодых воинов. Для них такой набег был испытанием мужества. В некоторых кланах пиктов мужчина считался совершеннолетним, только если приносил голову врага. В результате и жертвы исчилялись единицами, в худшем случае – десятками человек. Обычно остальное время, что киммерийцы, что пикты проводили, враждуя между собой.

Но если пикты веками не меняли своего уклада, то киммерийцы оказались много гибче. Оставаясь собой, они сумели перенять у более развитых народов многие достижения. Конечно, это касалось почти исключительно военной сферы. Но вместе с военными навыками приходила и новая общественная формация. Выделилась военная знать. Хотя Киммерия оставалась страной закрытой, сильнейшие клановые вожди и «короли» - риаги племен, нередко контактировали с аквилонцами, а порой и немедийцами. Обычно эмиссары этих великих держав, вербовали северян в качестве наемников, или стремились заручиться их поддержкой.

В руках племенной верхушки скапливалось все больше сокровищ, а так же оружия, доспехов, лошадиных табунов. Все это только усиливало вековечную вражду среди самих киммерийцев. Но их привычная замкнутость понемногу уходила в область преданий. Киммерийцы участвовали в войнах, которые шли в вечном треугольнике Аквилония-Гиперборея-Немедия. Выступали обычно на стороне аквилонцев, но так как единства в Киммерии не было, враждующие кланы могли оказаться и по разные стороны.

Противостояние с ванирами приобретало характер настоящей войны между двумя государствами, а не обмена взаимными набегами «за славой». Собственно, все шло к появлению на севере «королевства Киммерия». Риаги главных племенных союзов – Ротай, Хелвирблайнд, Даонлох, Мебионлью и Тейрв, набрали могущество достаточное, чтобы их именовали «королями». День, когда кто-то из киммерийских вождей, самый жадный до власти, золота и славы, попытался бы провозгласить себя королем всей Киммерии, казался делом ближайшего будущего.
Аквилонцы, более всего заинтересованные в союзе с воинственными варварами, не скупились на подарки племенной верхушке. Налаживалась и какая-то торговля. При всей своей отсталости, Киммерии было, что предложить Империи в обмен на панцири, кольчуги и шлемы. Варвары перегоняли через горы табуны выносливых, почти неуязвимых для болезней, лошадей и огромные отары скота.

В то время трон аквилонского императора занимал Авл Атерний. Обычно этого правителя считают «последним достойным» императором старой династии. После его правления трон несколько десятилетий оказывался в руках людей мелких и недалеких. Но Атерний, энергичный, проницательный и коварный, воплощал в себе лучшие черты старой патрицианской знати, которая вовсе не выказывала в то время, смакуемых некоторыми любителями «острых» сюжетов, признаков вырождения и ослабления.



Главную угрозу Аквилонии, Атерний видел почему-то за Черноводной. Наверное, на него оказало большое влияние то, что в ранней юности, он чудом выжил в сражении с пиктами, которые напали на Зингару. Некоторое время, командовавший пограничным Зингарским Легионом, Атерний и когда пришел к власти, продолжал уделять крайнему Западу много внимания. В то время пикты, в самом деле, во-множестве населявшие Пустошь, переживали какой-то демографический бум.
Причина была обычной – освоение земледелия, которое способствовало росту населения, но отнюдь не смягчению нравов. Наоборот, имея запасы ржи для прокормления зимой, теперь дикари с утроенной энергией принялись за набеги на своих цивилизованных соседей.

Обычно в Империи пиктов как угрозу игнорировали, возлагая обязанности по охране границ на боссонцев. А все же случавшиеся набеги считались чем-то само собой разумеющимся, происходящим из природы вещей. С Запада приходят дожди и пикты – сделать с этим ничего нельзя.

Но Атерний мечтал навсегда избавиться от этой проблемы.

Вместе с тем, Атерний не мог игнорировать постоянную угрозу со стороны вечных врагов Аквилонии – Немедии и Гипербореи. Распылять силы на разные направления было опасно. В способности регулярных войск воевать в незнакомой им лесистой и болотистой местности, Атерний сомневался с тех пор, как сам чуть не погиб во время такого похода за Черноводную.

Вообще-то, в идее воевать руками одних варваров против других варваров не было ничего оригинального. И раньше аквилонские императоры пытались натравливать киммерийцев на пиктов и наоборот. Но Атерний подошел к этому вопросу с большим тщанием и энергией, чем его предшественники.

В попытках привлечь киммерийцев на свою сторону, император даже совершил поездку на север Гандерланда, где лично встретился с самыми могущественными киммерийскими вождями. Не тратя время на попытки манипулировать варварами, он прямо предложил плату за избавление Империи от пиктской угрозы.

Этого было мало, киммерийцы, конечно, хотели бы заполучить все дорогое оружие и предметы роскоши, которые им сулил император. Но требования варварской чести не позволяло им выступить просто наемниками. Поэтому Атерний пошел на невиданный шаг – его собственный сын Квинт отправился в Киммерию, чтобы там поклониться киммерийским святыням и повторить предложение отца перед большим советом вождей. В общем, миссия Квинта завершилась успехом. Но более мы этого отважного молодого человека на страницах истории не встретим. Вскоре он погибнет в пикто-киммерийской войне. Чтобы подтвердить свой статус «друга и союзника» Атерний пошлет Квинта сражаться на стороне киммерийцев вместе с небольшим отрядом.

Во время своего гандерландского путешествия, Атерний вняв мольбам какого-то разорившегося барона, принял на службу (простым солдатом своей личной гвардии), его сына. Пятнадцатилетнего юнца звали Вимарк, и это имя стоит запомнить. Сам он не добьется в жизни ничего выдающегнося. А вот его сына (и тезку) ждет великая судьба.
Одновременно с этим, эмиссары императора, начали переговоры с лигурийцами. Это было достаточно загадочное племя. Некоторая общность пантеона богов и обычаев, позволяет заподозрить в них родственников киммерийцев. Но вместе тем, это родство той степени, что самими «родственниками» редко осознается как таковое. Внешность не давала отнести их ни к одной известной семье народов. Они были крупного сложения и белокожие, но ни черты лица, ни цвет глаз и волос не позволяли объединить всех лигурийцев по единым признакам. Жили они раздробленными кланами, но выказывали большую, чем пикты, способность объединиться перед лицом врага.

История лигурийцев, как и многих народов, теряется во тьме веков, во временах расцвета Валузии.

Пережившие катастрофу лигурийцы, кем бы они ни были прежде, скатились до уровня варваров, и существовали в Пустоши, ведя примерно тот же образ жизни, что и пикты. При этом с пиктами они практически никогда не смешивались и враждовали так же непримиримо, как и киммерийцы. Впрочем, с киммерийцами лигурийцы так же постоянно воевали.

Как и киммерийцы, лигурийцы в большей степени, чем пикты, проявляли интерес к достижениям цивилизованных народов. Разумеется, прежде всего, в военном деле. Империя давно хотела сделать их федератами и использовать для защиты своих границ от пиктов, но ввиду отсутствия единства в стане лигурийцев, договариваться о таком было попросту не с кем. Теперь, однако, выказанная в неслыханных прежде размерах, щедрость, позволила переманить на сторону Аквилонии почти всех белокожих варваров.

Меж тем, киммерийцы еще зимой начали собирать большую армию.
Пикты, конечно, знали о каких-то приготовлениях в стане врага, но решительных мер по отражению нападения не предприняли. Или недооценили серьезность угрозы, или просто так и не смогли забыть собственные разногласия. Скорее всего, пикты так и не смогли вообразить масштабы готовящегося вторжения. Ничего подобного прежде не случалось, следовательно, не могло случиться и теперь. Они даже считать не умели до таких цифр, которые отражали количество собравшихся против них киммерийцев.

После столь долгого описания предшествующих событий, пересказ самих военных действий будет на удивление коротким.

Весной киммерийское войско вторглось в Пустошь.

Точно подсчитать его численность невозможно, но ввиду того, что в походе приняли участие все пять союзов племен, а каждый союз мог выставить несколько тысяч воинов, счет явно идет на десятки тысяч. Конечно, не каждый киммериец, способный носить оружие, ушел в поход. Оставлять без защиты собственные земли было бы самоубийством. Но все же цифра в двадцать пять тысяч воинов не кажется преувеличенной.

Двигаясь вдоль Черноводной, опасаясь углубляться в болотистые местности, киммерийцы наводнили центральные, наиболее населенные районы Пустоши. Никакой равной по численности армии, пикты, конечно, не могли выставить. Не потому, что их самих было мало, а потому, что даже ввиду надвигающейся армии врага, они не прекратили своих межклановых войн. Сопротивлялись они героически, но отвага не всегда может что-то противопоставить превосходящему числу и лучшему оружию. Многие сражения даже битвами не были, напоминая избиение безоружных. Настолько киммерийцы, лучшие воины которых одеты были в доспехи, превосходили сражавшихся по-старинке пиктов.

Конечно, для северян вторжение не обходилось без потерь. Но на каждый небольшой отряд, перебитый где-то на лесной дороге, приходилось несколько сожженных селений.

Киммерийцы убивали всех пиктов без разбора, не брали пленных, чтобы обратить их рабство. Целью своей, они, кажется, поставили совершенно стереть с лица Земли извечных врагов.

Книга Теана говорит о пирамидах из отрубленных голов и рук, которые воздвигали победители, об опустошенных и сожженных селениях, об убийствах женщин и детей, которые еще не могли держать оружие. В войнах между собой, или с другими северянами, асирами и ванирами, киммерийцы придерживались определенного кодекса поведения. Сейчас все «варварское рыцарство» было забыто. Речь шла о пиктах, которых киммерийцы прямо сравнивали с нежитью, с гулями. Поэтому они развлекались, сдирая с врага кожу заживо, расстреливая из луков бегущих пиктских детей, или соревнуясь, кто быстрее успеет обезглавить большее число коленопреклоненных пленных. Пределы жестокости были побиты. В оправдание своих зверств, киммерийцы, как будто справедливо, указывали, что среди пиктов все еще встречалось людоедство. А это было в их картине мира преступление, за которое подлежит истреблению не только сам преступник, но весь его род.
Конечно, больше было упоения победой.

В оправдание киммерийцев можно сказать только то, что если вдруг, по капризу судьбы, пикты прежде них освоили новые способы ведения войны, судьба потомков атлантов была бы такой же.

Но сейчас превосходящая сила и покровительство мрачного Бога Могильных Курганов, были на стороне северян.

Как только стало казаться, что пикты сумели объединить усилия, и нашли нужную тактику сопротивления, в спину им ударили лигурийцы.

Теперь у пиктов не было даже преимущества в знании местности и условий родной Пустоши. Лигурийцы знали их не хуже.
Только приближение зимы и известия о собирающихся на Севере ванирских ордах, заставили киммерийцев повернуть назад.
Они вернулись на родину по первому снегу, оставив лигурийцев одних продолжать начатое. Конечно, в одиночку, лигурийцы не могли расправиться с пиктами. Несмотря на чудовищные потери, пикты все равно превышали их числом. Но теперь, из балансирующих на грани выживания изгоев, лигурийцы превратились в самую большую силу Пустоши. Упустить такой подарок судьбы они не собирались, и продолжили воевать, только поставив себе более практичную цель – объединить Пустошь под своим началом.

Киммерийцы не вернулись ни через год, ни через десять лет. Следующий раз в Пустоши они появятся, только когда давление нордхеймцев заставит их податься на юг.

Причиной тому было не то, что киммерийские клинки напились крови досыта. Нет, началась новая война с Ванахеймом. Да и собственное киммерийское единство оказалось недолгим. Среди военных вождей начались привычные распри из-за доли в добыче, почестей и власти внутри племен.

На время Киммерия оказалась охвачена усобицей, которой не прекращалась несколько лет, несмотря на ванирские вторжения с севера.

Следующий раз киммерийцы станут единой силой только во время Гирканских Войн, и это опять продлится недолго.

Теану принято совершенно доверять, но тот факт, что пикты не исчезли после киммерийского вторжения, и достаточно скоро вернулись в качестве грозной силы Лигурийского Союза, заставляет усомниться в масштабах описанной им резни.

Нет сомнений, что священника поразила жестокость увиденного, а к пиктам он питал уже упомянутую, странную симпатию. И потому, кажется, что из-за душевного потрясения, он преувеличил число убитых.
К тому же, известно, что человеческий ум обманывается насчет больших сборищ людей. Известно, что иногда свидетели больших битв или походов, говорили, будто видели стотысячные армии. Тогда как архивы говорят о числах в десятки раз меньших.

Что-то подобное могло случиться и с Теаном. Нет причин сомневаться, что он видел, например, как река Черноводная от берега до берега была полна мертвых тел, которые победители сбрасывали в воду. Но надо помнить, что дело происходило в верховьях, где Черноводная совсем не похожа на ту великую реку, что впадает в Океан. Так что, скорее всего, плывущих трупов были сотни, а не «тысячи тысяч», как пылко утверждает Теан.

Но и преуменьшать масштабы разгрома тоже не стоит.

Народ пиктов не был истреблен, но совершенно точно ослаблен, и теперь долгие годы не представлял никакой угрозы для Империи. Пройдет довольно много времени, прежде чем неукротимая жизненная сила древнего народа, позволит ему хотя бы отчасти восстановить свою численность, и вернуться на арену Истории. Но это случится на жизни другого поколения.

Так, чужими руками, Авл Атерний решил «проблему Пиктской Пустоши». Это стоило ему много казенных денег и жизни собственного сына.
Правление Атерния завершится триумфом над Гипербореей. Но долго радоваться победе ни ему, ни Империи не довелось. Из туманных далей Востока возникнет новая страшная угроза – кочевая орда гирканцев.

Когда Атерний умрет, не оставив наследника, Аквилонию ждут тяжелые времена. В дни, когда мир хайборийских королевств сотрясался под ударами пришельцев с Востока, трон будут занимать несколько человек, каждый из которых оказывался слабее и неспособнее предыдущего.
Смерть императора была естественной, но внезапной. Какого-либо политического завещания или воспоминаний он не оставил. Но по воспоминания современников, из своих побед он выше всего ставил разгром Гипербореи.

Однако, течение истории покажет, что главную победу Атерний одержал в Пустоши.

Когда страна будет стоять на грани выживания, его наследники без страха снимут с западных границ войска, и двинут их против гирканцев.

Добавлено через 11 минут
Последние дни Старой Хайбории

То время это выглядело как эпоха противостояния всего двух больших игроков, Аквилонской Империи (включавшей уже Аргос, Зингару, Офир, частично Замору) и гирканско-туранского государства, контролировавшим все земли восточнее.

В свою очередь Гирканцы, хоть и прошлись грабительским походом по землям Коринфии, Заморы и Бритунии, откатились назад, на юг.
Ядром их державы оставался западный Туран, а важнейшими приобретениями стали земли Кофа, Хорайи, Хаурана и Шема, а так же север Стигии. Очень скоро пришедшие с востока завоеватели, хоть и не спешили смешивать свою кровь с завоеванными народами, приобрели их обычаи, отчасти переняли веру и культуру. Они помнили свою историю, гордились славой всадников, брезговали жить в городах. Но их «туранизация» была стремительна и необратима. Поэтому не прошло и века, и разница между гирканцами из-за Вилайета и их западными родичами стала столь сильна, что почти затмила общность происхождения.

Поклонявшиеся Огню, облаченные в шелка, блиставшие золотыми украшениями, любившие цветистую поэзию, западные потомки уроженцев Великой Степи смотрели на одетых в грубое сукно, наголо обритых, косноязычных и неграмотных восточных родичей как на варваров. Первые пили изысканные вина, вторые – кислый кумыс. Первые презирали вторых за примитивность. Что не мешало им вербовать за Вилайетом наемников, иногда целые армии.

Приходя на благословенные земли того же Кофа, степные дикари, не раз и не два выходили из повиновения, превращаясь в налетчиков, вновь подвергая опустошению земли вассалов своих номинальных нанимателей. Поэтому лучшим способом занять их, было отправить степняков грабить пограничные земли Империи и других стран условного Запада.

Немедия и Бритуния сохранились, хотя испытывали большое давление со стороны, как великого западного соседа, так и со стороны северных варваров, которые постепенно все больше проникали туда, и становились важной частью общества, сначала как воины-наемники, потом как поселенцы, а потом и как некое новое воинское сословие. Тем не менее, страны эти сохраняли свои прежние имена и в какой-то степени идентичность. Гирканцы, особенно новоприбывшие, не раз и два вторгались в эти страны, но каждый раз набеги были или отбиты или просто пережиты в укрепленных городах и селах. Это были завоевательные походы, а рейды небольших отрядов, внушавшие ужас, но не способные по-настоящему поколебать основы страны. Постепенно некоторые восточные варвары начинали искать службы уже у правителей стран Запада, которые использовали их как оружие друг против друга и заслон от основных сил с Востока.

Так на крайних восточных границах, что Аквилонской Империи, что на южных пределах Немедии и Бритунии осели «свои» гирканцы.
Гиперборея в виду географической удаленности, оставалась по большей части неуязвима для гирканских вторжений, но на нее так же усилился натиск варваров, с одной стороны асов, с другой пришедших откуда-то из полярных регионов вентов.

Буферное Пограничное Королевство приобрело все черты смешения старохайборийского и нордхеймского элементов.

Гандерланд, подчиненный Аквилонской Империи, продолжал играть роль некоего патриархального захолустья, но при этом и военного рубежа между Империей и большим Севером.

Киммерийцы продолжали оставаться вне большой истории. Вся их неукротимая воинственность уходила на взаимную резню с пиктами, асами и ванами. Видимо дело было в чрезвычайной консервативности родовых обычаев, сковывавших всякую мобильность. Постоянные внутренние распри не давали киммерийцам времени для долгих заграничных походов. Потому что первое время даже в качестве наемников они почти не фигурируют в немедийских или аквилонских хрониках. Все это время в среде киммерийцев, несомненно, происходили какие-то процессы, власть крупных князей все усиливалась, разделение некогда единого народа на четыре ветви все нарастало. От соседей перенимались все новые способы ведения войны. К этому примерно времени относится «революция стремени», когда прежде сражавшиеся пешими, и едва ли не презиравшие всадников, киммерийцы переняли не только лошадей, но и стремена.

Началом больших перемен в Киммерии можно считать поход в Пустошь, но после него все во-многом вернулось на круги своя.

В общем можно сказать, что Север пребывал в стагнации, хотя применительно к северу это обозначало, прежде всего, войну всех против всех.

Юг же бурлил событиями.

Особенно упорными и жестокими были войны за Шем. Асгалун переходил из рук в руки не меньше полудюжины раз. В моменты наибольшего успеха гирканцев, Империя отступала за самую реку Хорот, оставив врагу часть бывшего Аргоса. Когда удача склонялась на сторону аквилонцев, гирканцы пятились за Ерук.

После нескольких войн, шедших « на уничтожение», противостояние стало более-менее позиционным. Местом частых битв были берега Стикса. В ходе этих войн грозная некогда Стигия была разрушена и сильно деградировала, хотя и не прекратила существование. Но фактически «Стигия» свелась к старой столице, где с упорством, достойным лучшего применения, держались старых ритуалов и традиций. Земли же оказались в распоряжении всевозможных кочевников.

На некоторое время наступило затишье.

Гирканская держава была слишком велика и рыхла, чтобы хранить хоть какое-то единство и на протяжении жизни двух поколений оказалась раздробленной на несколько ополчившихся друг против друга царств. Их правители постоянно воевали друг с другом, сгоняя друг друга с престолов, присоединяя и теряя земли, провозглашая себя «царями царей» и «великими правителями» после первой же победы над другим таким же царем-воином. К тому же все они были формально, а иногда и фактически, членами одной семьи, претендовавшими на первородство, и поэтому свары были бесконечными и в принципе не могли закончиться, потому что правящий клан все плодился, порождая новых голодных принцев крови.

Однако, хотя того, что можно было бы назвать «Гирканской Империей» не сложилось, все равно под властью гирканцев сформировалась некая общность, что-то, что воспринималось, как земли некогда великой державы, которые следовало снова объединить. Порядок в большей-меньшей степени сводился к наличию кочевых кланов, державшихся за кочевой образ жизни, который позволял им оставаться непревзойденными воинами, и оседлых народов, которые платили кочевым царям дань. Что же до жизни в подвластном кочевым царям регионе, то после того, как остались в прошлом ужасы большого нашествия, а войны превратились в резню небольших армий гирканцев между собой, то Восток испытывал настоящий бум в торговле, науках, искусствах и ремеслах.

Аквилония же была, «регулярным» государством, настоящим stato, обладала развитым законодательством, опытом администрирования в военной и гражданской областях. И хотя размеры и особенности регионов накладывали отпечаток, главной идеей аквилонских императоров, было дальнейшее развитие и распространение этих практик. Тем не менее, и эта славная держава несла внутри себя семя разрушения.

Выстояв под ударами врагов со всех сторон света, Аквилония чуть не уничтожила самое себя в гражданских войнах, которые носили столь же непримиримый характер.

По мере снижения гирканской угрозы, Империя предпринимала несколько попыток завоевательных походов на север, отчасти из желания навсегда ликвидировать угрозу, отчасти в поисках ресурсов, прежде всего леса, отчасти из политических амбиций. Однако на этом направление успехов не было. Постоянной, но, в сущности, привычной угрозой оставались дикие пикты.

Регулярная армия, позволившая Аквилонии выстоять, в годы условного мира сама же стала и одной из главных угроз существованию державы. Страну лихорадило от военных переворотов и бунтов провинциальных военачальников. Императоры сменялись едва ли не каждый год и каждый следующий убивал предшественника. Военные наместники провинций могли провозгласить себя независимыми правителями, а то и императорами. В один момент сразу четыре человека носили этот громкий, но обесценившийся титул.

Спасение пришло, как это нередко бывает, со стороны. Старая имперская знать, возможно, и довела бы страну до такого же распыления, как гирканские цари и царевичи свою великую державу.

Но не иначе, как сама История призвала на роль спасителя гандерландского барона Вимарка, человека столь же энергичного и рассудительного, сколь храброго и жестокого. Офицер императорской гвардии, он вступил в любовную связь с дочерью одного из свергнутых императоров, после чего возглавил военный переворот. Свергнув и спешно казнив предшественника вместе со всей семьей, он женился на своей возлюбленной, формально повысив свою легитимность. В тот момент многим казалось, что это правление продлится несколько месяцев, а возможно и недель.

Оно продлилось сорок три года.

Вимарку выдалось править в годы, когда не только его держава, но и весь цивилизованный мир находился на грани краха.

Добавлено через 10 минут
Император Вимарк

[Михаэль фон Барток]

это что за ИИ в качестве иллюстратора?
нужное количество пальцев и мечи, похожие на мечи, помещенные в ножны на бедре, (а не похожие на перекрученную ленточку, рандомно воткнутую в кадр), это прям ПРОГРЕСС!
хотя, конечно, все равно все романтично-красивые, у "настоящего" Вимарка внешность была ... специфическая.
но, ради Гуллаха и Лунной Матери, почему оружие пиктов существует в кадре столь причудливо?

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Михаэль фон Барток это что за ИИ в качестве иллюстратора?

bing.com

Цитата: хотя, конечно, все равно все романтично-красивые, у "настоящего" Вимарка внешность была ... специфическая.

Ну, ты подробного описания не давал, а писать просто чувака "с плохой кожей" я побоялся - могло выдать такое чудище, что и на человека было бы не похоже. Так что ориентировался на среднестатистического гандерского барона на императорском троне, как я его представляю.
Но можешь здесь выдать свое описание, я попробую соорудить.

Цитата: но, ради Гуллаха и Лунной Матери, почему оружие пиктов существует в кадре столь причудливо?

Знал бы ты сколько трудом мне стоило хотя бы эту картинку выбить

[Михаэль фон Барток]

Цитата: Автор: Зогар Саг Ну, ты подробного описания не давал, а писать просто чувака "с плохой кожей" я побоялся - могло выдать такое чудище, что и на человека было бы не похоже. Так что ориентировался на среднестатистического гандерского барона на императорском троне, как я его представляю. Но можешь здесь выдать свое описание, я попробую соорудить.

будем считать, что это парадный портрет, где художник прототипу польстил.

[Зогар Саг]

Буря с Востока: Возвышение и крах державы Тогака

"Та волна завоевателей явилась из старинного гирканского королевства — Турана, расположенного на берегах внутреннего моря; однако с севера двигалась еще одна орда, и притом более опасная. Всадники, закованные в сталь, миновали северную оконечность моря Вилайет, промчались по западным пустыням, внедрились в степи и, гоня перед собою туземцев, обрушились наконец на западные королевства. Эти новоприбывшие на первых порах отнюдь не считали туранцев своими союзниками, но, напротив, дрались с ними точно так же, как и с хайборийцами. Вот так кишели и резались между собой волны восточных воителей, покуда всех их не объединил под своей властью великий вождь, явившийся с самого побережья Восточного океана." (Роберт Говард "Хайборийская эра")



Тогак - собиратель Гиркании


Новая беда, как и многие прежние, пришла с Востока.


Где и когда родился Тогак, не знают в точности даже сами гирканцы. Равно как и где он был погребен. Вероятно, и то и другое случилось в самом восточном, а значит самом диком и бесприютном уголке Великой Степи, к северо-востоку от Патении. Населявшие этот край гирканцы были сущими варварами. Помимо привычного скотоводства и охоты, постоянным их занятием были набеги на пределы Кхитая, который, пребывая в состоянии раздробленности, предпочитал откупаться от степняков, таким образом, только больше убеждая их в истинности выбранного пути. Тогак, по всей видимости, был сыном одного из бесчисленных воинских вождей и с детства был погружен в череду бесконечных междоусобных войн, которые гирканцы не прекращали, даже когда отправлялись грабить богатых соседей.


Никто в точности не знает, чем занимался он до своих пятидесяти лет. Но скорее всего, с юности терзаемый честолюбием, этот уроженец восточной Гиркании, многие годы потратил на то, чтобы возвысится среди прочих вождей Великой Степи. Появляется на исторической арене он уже зрелым мужем. Примерно полвека было Тогаку, когда он, объединив под своей властью восточных гирканцев, провозгласил начало великого похода.


Пусть хроники, а особенно позднейшие предания, преувеличивают масштабы его воинства, все равно речь шла о силе, прежде не виданной.
За два десятилетия под ударами армий Тогака пали все города-государства северного Кхитая, надолго ставшие для кочевой державы почти неисчерпаемым источником материальных ценностей. Речь не столько о золоте и серебре, которые, конечно, нещадно разграблялись, но в большей степени об оружии, упряжи, всевозможном военном снаряжении, а так же зерне и рисе, что шли на прокорм огромных масс людей и лошадей.


Опираясь на это богатство, Тогак в течение полутора десятилетий подчинил себе практически все земли к востоку от Вилайета. Южные царства Кхитая, Камбуя и юг Вендии остались непокоренными не столько из-за своих действий, сколько благодаря природным преградам. На севере предел завоеваниям был так же положен природой, а не сопротивлением населявших эти земли народов. Тогак мудро отступал там, где болота, реки, горы, слишком влажный, или слишком холодный климат не давали в полную силу использовать главное оружие его армий – боевых коней.


Зато власть Тогака признали древние жреческие деспотии в Патении и Меру, и оседлые государства Степи вроде Массаги, Кусана, Ван Тенгри, и бесчисленные кочевые орды, и царства той части света, которую обычно и называли Гирканией на Западе – восточного берега Вилайета.
Тогак был уже стар, когда его владения расширились настолько, что на севере соприкоснулись с границами Гипербореи, а на юге войска его сына осадили Ховаризм.


На Западе о великих войнах, идущих на востоке, конечно, знали, но не придавали этому знанию никакого значения. Первыми забеспокоились туранцы.


К тому времени можно говорить о существовании некоего Большого Турана, скорее региона, чем единой страны. Это было рыхлый конгломерат всевозможных царств, княжеств и даже торговых олигархий. На Западе владения Великого Турана ограничивала река Хорот, за которую в те дни удалось оттеснить ослабленную внутренними войнами Аквилонскую Империю. На севере естественные пределы положили Кезанкийские горы. На северо-востоке границей служила опять же полноводная река Незвая, за которой в холодных степях на границе с Гипербореей кочевали гирканцы, столь дикие, что владыки Турана считали их опасными дикарями.


Коринфия, Замора, Коф, Офир, Шем, частично Стигия и Иранистан были частью этого Большого Турана. Как единые государства они прекратили существование, распавшись на многочисленные города. Объединяло их всех то, что везде правила знать, имевшая гирканско-туранское происхождение, формально признававшая некую духовную власть падишахов из Аграпура.


Потомки гирканцев, давно уже перенявшие веру и обычаи туранских и иранистанских подданных, конечно, не могли не знать о войнах Тогака. Но даже им события на прародине казались уж слишком далекими.

[Зогар Саг]

Покорение Турана. Западные походы Гирканцев.


Но вот сначала у стен Ховарезма появились беженцы. Это были западные гирканцы, наиболее цивилизованные из всех народов Степи, обращенные в веру Огня. Они искали спасения от восточных дикарей, которые требовали присоединиться к их войску, или быть перебитыми. Тогда вместе со стадами и шатрами, они откочевали на запад, в поисках защиты обратились к шаху Ховарезма. Тот милостиво принял их, движимый не только человеколюбием, но и желанием укрепить собственную страну.


Не успели беженцы освоиться на выделенных им пастбищах и приступить к исполнению своих вассальных обязанностей, как следом за ними всадник на коренастом коне привез краткое послание от Подобного Небу Правителя, как предпочитал именовать себя Тогак. Тот в кратких, лишенных всякого намека на цветистую вежливость, выражениях, требовал отдать ему его рабов, и выплатить дань, в качестве возмещения за нанесенное ему оскорбление.


В запальчивости ховарезмцы убили посланника, но вряд ли именно этот шаг определил дальнейшие события. Потому всего несколькими неделями позже под стенами древнего города возникла огромная армия, ведомая старшим сыном Тогака, Аруладом, воином столь жестоким, что иногда его за излишнюю лютость осаживал даже собственный грозный отец.


Арулад счел убийство своего вестника объявлением войны.
Ховарезмцы очевидно, верили в вековые стены своего славного города. Они были уверены, что не в силах взять крепость, кочевники уйдут, пусть и разорив сельскую местность.


Но Арулад привел с собой мастеров осадного дела, а так же с привычной для него бездушной жестокостью завалил крепостные рвы трупами людей из хашара – то есть пленными, согнанными с округи.
Ховарезм не продержался и месяца, а после был не просто взят штурмом, но разрушен почти до основания, население было большей частью обращено в рабство или перебито.

Так пал первый из городов Великого Турана.

Известие о его крахе потрясло весь Туран. Для стран Запада это все еще было дело далекого, почти сказочного востока.

Но не прошло и года, как передовые части Арулада появились на берегах Хорота.

За этот год сын Тогака прошел огнем и мечом все земли от Ховарезма до старой столицы Офира – Ианты, по дороге подвергая ужасающему опустошению все еще густонаселенные и где-то даже процветавшие под властью цивилизовавшихся гирканских династий города Стигии, Шема, Кофа и Офира. Ядро его войска состояло из завилайетских гирканцев, но по дороге включило в себя множество кочевых племен Турана.
Одновременно, другая часть орды обрушилась на Гиперборею, и, пройдя через ее южные провинции, вторглась на земли Турана с Севера.

Столь же свирепым и опустошительным был ее рейд через север Турана, где не осталось ни одного не спаленного города, Замору и Коринфию. Очевидно, обе части орды шли на соединение, чтобы перейдя Хорот вторгнуться в трепещущую от ужаса Аквилонию.

Но год бедствий не был закончен.

Пока орда Арулада и вторая, под предводительством его брата Мугэ, откармливали коней на сочных пастбищах вдоль берегов Хорота, старый Тогак сам повел на войну свои лучшие части, сформированные им где-то в холодных пустынях к северо-востоку от Кхитая.

Второй раз пройдя Гиперборею, великий воитель, направил войско в Бритунию, до того избегавшую нашествий с востока. Тем ужаснее был учиненный там погром.

Следом пала Немедия. О разрушениях, причиненных городам и страданиях, что претерпело население, память будет храниться много веков.

Пограничное Королевство и Гандерланд, пострадали меньше, но не потому, что ярость кочевников стала иссякать, а потому, что, будучи странами бедными, не столь густонаселенными и покрытыми лесом, они представляли меньше интереса для завоевателей.

История не знает, что заставило Тогака предпринять следующий поход.
Киммерия – варварская окраина западного мира, в силу особенностей своей географии и обычаев населявших ее племен, играла в истории столь малую роль, что много более удаленные Асгард и Ванахейм казались жителям хайборийских стран ближе.


Арулад и Мугэ меж тем перешли Хорот, но так и не смогли взять Ианту.
Эта неудача как будто не остановила их, но была первым предзнаменованием будущих поражений.


Армия одного из братьев пошла на Тарантрию, вторая устремилась на юг.
Арулад шел через коренные земли Аквилонии, причем не напрямую, а неоднократно поворачивая в разные стороны, чтобы избегать самых укрепленных районов с самыми сильными гарнизонами.


Мугэ видимо поставил своей целью Кардаву.


Как и прежде, они подвергали местности, по которым шли, ужасающему разорению. Но впервые за многие годы что-то в их походах шло не так.
То ли армии были обескровлены предыдущими битвами и пресытились грабежом, то ли полные рек, гор и лесов, земли сами собой задерживали конные орды, а огромное количество укрепленных замков и даже сел, было невозможно разом взять штурмом. К тому же аквилонцы, после того как наблюдали зверства, учиненные пришельцами с востока с сопредельных странах, были полны решимости драться до последнего.
Особенно много неудач потерпел Мугэ в Пуантене и провинции Зингара, и его отступлении оттуда носило скорее характер бегства.


Тем не менее, гирканцы к середине лета сумели пробиться к Тарантии и вместе приступили к осаде столицы.

Сначала казалось, что древний город скоро падет, потом, что он окажется неприступным.


Кампания затянулась на год и завершилась чем-то средним – гирканцы не смогли взять столицу, но довели ее до голода. Наконец, изнуренные бесконечными штурмами, стычками в открытом поле, они сами начали страдать от голода, болезней и падежа лошадей среди доведенных ими до состояния пустыни предместий.


Они ушли, забрав огромный выкуп, размеры которого подарят почву для легенд на многие и многие века.


Аквилония была не сломлена, южные провинции готовы были прислать войска на помощь столице, с запада двигались подкрепления – части боссонцев-лучников, усиленные во множестве пиктскими, киммерийскими и лигурийскими наемниками.


В этих условиях Гирканцы повернули на восток, но обремененные добычей отступали медленно, пошли осенние дожди и полноводный Хорот стал для них преградой. При попытке пойти в брод в тех же местах, что весной, они были настигнуты свежими силами противника. Отступление превратилось в бегство, потери на переправе были ужасающими, те, кого не унесла река, были убиты боссонскими стрелами. С восточного берега обстрел вели воины, вышедшие так и не покоренной Ианты.


На переправе погиб Мугэ, а так же в те дни была утеряна легендарная казна, которую степняки забрали в качестве выкупа за снятие осады с Тарантии.


Сохранив едва ли треть изначального войска, Арулад отступил на восток, на равнины Шема, чтобы пополнить силы среди кочевых туранцев и восстановить поголовье боевых лошадей.


Все еще могло повернуться в сторону гирканцев, если бы Тогак двинул свою армию на юг.

Добавлено через 10 минут

[Зогар Саг]

Гирканцы терпят крах в Киммерии

"Они ворвались в Киммерийские горы, гоня черноволосых варваров прочь; но там, в горах, где кавалерия не могла действовать в полную силу, киммерийцы встали насмерть — и лишь беспорядочное отступление, довершившее день кровавой битвы, спасло гирканское войско от полного уничтожения." (Роберт Говард "Хаборийская эра")


Уже современники задавались вопросом, что завело завоевателя в Киммерию. Вероятно под этим походом, который в итоге, похоронил гирканское могущество, стояло что-то большее, чем просто каприз старого полководца.

Скорее всего, дело было в том, что киммерийцы изначально должны были выступить на стороне гирканцев. Эту версию, впервые выдвинутую самим императором Аквилонии, подтверждает то, что за несколько недель до начала гирканского вторжения, киммерийцы племени Ротай, возглавляемые вождем Блатмаком, низложили и подвергли довольно унизительной казни некоего Кумалла, до того провозгласившего себя всекиммерийским королем. Вероятно, убитый взял на себя обязательства по отношению к Тогаку. Во всяком случае, киммерийская изоляция в то время была скорее сознательным политическим выбором, чем следствием некой темноты «горных дикарей». Киммерийцы имели дипломатические сношения со всеми державами своего времени, нередко служили наемниками в их армиях.

Вероятнее всего, Тогак обещал Кумаллу равную долю добычи, и, возможно, статус союзника, а не бесправного данника. А когда король был убит, Тогак, превыше всего ценивший верность клятве, решил покарать нерадивых союзников.

То, что должно было стать карательным рейдом, завершилось катастрофой.

Раздробленная Киммерия не имела центрального управления и столицы. Хотя большую часть ее территории представляли равнины, для конной армии гирканцев местность все равно была неудобной, потому что долины эти густо поросли лесом, были изрезаны реками, горными хребтами и наоборот ущельями. Просторные пастбища были, особенно на юго-востоке страны, но именно там проживали самые богатые и самые воинственные племена.

Без знания местности, без проводников, гирканцы быстро начали рассеивать свои силы и их громили небольшими отрядами, как из засады, так и в прямых столкновениях. Сила их начала таять.

Гордыня не давала Тогаку отступить. Старый лис попался в старейшую ловушку. Киммерийцы отступая, заманили воинство гирканцев в гористую, скудную местность на северо-западе страны.

Там, наконец, состоялось главное сражение, положившее начало циклу эпических песен и полностью переломившее ход мировой истории.

После трехдневной резни гирканцы дрогнули, и во время бегства были не просто разбиты, а уничтожены. Потери составили до девяноста процентов от первоначальной численности, а если считать тех, кто погиб, выбираясь из Киммерии, то и того больше. Тогак, несмотря на старость, сумел пережить бегство своего воинства.

Возможно, этот крах гирканцев, означал бы только то, что в ближайшие годы странам Запада не стоит ждать новых больших вторжений из-за Вилайета. Тогак в сопровождении выживших решил отступить на коренные земли. Судьба его, как и судьба тех нескольких тысяч воинов, которые все-таки вырвались на степные равнины Северного Турана, осталась неизвестной. Где все они сложили головы, и кто их перебил, или они сумели все-таки добраться до своей удаленной родины – неизвестно.

Вообще после разгрома Тогака и отступления его сыновей, на территории самой Аквилонии и близлежащих стран осталось некоторое количество недобитков, которые потом долгие годы вели в глуши разбойничий образ жизни. Частью они позже вынуждены были смириться и пойти на службу правителям этих земель. Или же, обосновавших в глухих урочищах, положили там начало небольшим дикарским племенам, стремительно вырождаясь и деградируя. Очевидно в историях этих пришельцев с их чуждой внешностью, к тому же изуродованной позже кровосмешением внутри крошечных общин, следует искать корни множества легенд о зверолюдах, населявших гористые и лесистые местности чуть ли не до начала эпохи пороха.


Сам Арулад, пополнив армию и стада коней, как будто неплохо себя чувствовал на завоеванных землях Шема, Кофа и Заморы, и казалось, что он просто станет основателем следующей «гирканской династии» которая будет промышлять данью с оседлых народов.


Но тут в дело вмешались силы, много более могущественные, чем самый грозный военачальник. А именно – природа.


"Северные народы отступали перед надвигавшимися ледниками, выталкивая родственные кланы дальше на юг...Под напором выходцев с севера снялись с насиженных мест киммерийцы, и ни армии, ни укрепленные города не могли им противостоять. Они наводнили и смели королевство Гандерланд и двинулись через древнюю Аквилонию, неудержимо прорубая себе путь... Они разбили немедийцев и разграбили некоторые их города, но не остановились. Опрокинув на границах Бритунии гирканскую армию, они продвигались все дальше на восток. А позади них, наводняя все новые страны, двигались орды асов и ванов " (Роберт Говард. "Хайборийская эра")




Уже многие века климат становился все суровее, но люди продолжали приспосабливаться к этому. Однако, именно в год вторжения Тогака в Киммерию случился «год без лета». Жители Нордхейма хлынули на юг, покидая ставшие непригодными для жизни земли. Они и раньше в изобилии селились в Немедии, Бритунии и южнее. Но то были организованные переселения относительно небольшими группами, которые принимали подданство новых стран, встраивались в их жизнь, обычно на положении воинского сословия.


Теперь же в движение пришли целые народы.

На пути нордов стояла Киммерия, которая была их вековым врагом, но из-за труднопроходимого рельефа местности и воинственности населения всегда отбивала все попытки вторжений.


Теперь же удар был такой силы, что сами киммерийцы, особенно из южных, равнинных районов, двинулись дальше на юг.

Не всех киммерийцев вторжение из Нордхейма согнало с места, но когда процесс начался, остановить его было уже невозможно.


Началось то, что осталось в песнях как Долгая Дорога. Это событие не походило на походы армий, но не было и прежним просачиванием групп переселенцев. Это было переселение народов.

Киммерийцы сначала пробовали обосноваться в Пограничном Королевстве, но постоянные войны заставили их двинуться дальше. Они захватили Гандерланд, где на время создали свое варварское королевство, которое тут же учинило страшную войну с сородичами из Пограничного Королевства и нордхеймцам. Асиры и ваниры двигались в том же направлении, по дороге равно успевая разрушать старые государства и селения, и заниматься подсечно-огневым земледелием, обращая в пашни прежние пустоши. Но само по себе хлебопашество не превращало ни киммерийцев, ни северян в «мирных земледельцев», просто запасы зерна давали им больше сил для последующих войн и походов. Истощив землю, они двигались дальше.


Война всех против всех, переселение и захват новых земель раз в несколько лет (пока не истощится удобренная золой земля), заключение союзов, предательства и удары в спину, возвышение одних родов и исчезновение других, создание варварских эфемерных королевств. Это была эпоха потрясений. При этом старые народы хайборийского происхождения продолжали сохраняться, демонстрируя удивительную жизнестойкость, хотя их кровь и смешивалась с кровью каждых новых пришельцев.


Но, так или иначе, норды скорее прошли через Гандерланд и Пограничное Королество, чем присвоили их себе в полной мере.
Они устремились на просторы плодородных аквилонских долин.